Опершись спиной о барную стойку, не предлагая гостям сесть и бесстрастно на них уставившись, Елисей как бы предоставлял им первым приоткрыть карты.
Варя решила взять инициативу на себя и начала заученное: я капитан ФСБ Конева, профилактика терроризма, имели ли контакты и прочее.
Кордубцев в это время насмешливо изучал ее лицо. По мере продвижения монолога, который произносила Кононова, ирония, сперва таившаяся в уголках его глаз, постепенно заполнила все лицо (хотелось даже почему‑то сказать — рожу) и, наконец, заблистала на губах почти неприкрытой улыбкой. Он как бы говорил ей: «Ври‑ври, все равно не верю ни единому твоему слову!»
— Вы что‑то хотите мне сказать? — резко перебила саму себя Варя и, нахмурившись, уставилась на молодого человека. Редко кому удавалось выдержать ее взгляд (Данилову удавалось). А этот тип как ни в чем не бывало вдруг произнес неизвестно на каком языке — а, вернее, ни на каком, просто набор слов:
— Хакарты бурда. Мунды.
— Что?! — не выдержала, сорвалась девушка. Так бы и дала ему промеж глаз, прямо в переносицу!
— Чего ты мелешь? — тоже напрягся майор‑участковый.
— Наша прекрасная, солнечная страна, — вдруг проговорил Елисей голосом и интонацией диктора из тридцатых годов прошлого века — бодрым, высоким, духоподъемным, — встречает героев‑полярников, героев‑космонавтов, героев‑летчиков, героев‑животноводов и свинопасов! На двести тридцать восемь процентов перевыполнили механизаторы комплексной сквозной бригады Уршамали Алиева план третьего года тринадцатой восьмилетки! Давайте поприветствуем героев труда, отдыха, спорта и пересадки органов!
— Ты что, сумасшедший? — набычился и попер на молодого человека участковый. — К тебе чего, спецперевозку вызывать?!
Но Варя видела: нет‑нет, Елисей нисколько, ни разу не сумасшедший. Судя по хитрованству и насмешке, глубоко запрятанным в его прекрасных (и злых) голубых глазах, ему надоело маскироваться. Он, кажется, решил проявить свою подлинную суть — а вот в чем она заключалась, он, похоже, до конца еще даже сам не знал. Он как бы играл, резвился, пробовал свои силы. И от этого на душе у Кононовой становилось совсем нехорошо и тревожно. Она решила резко сменить вектор разговора.
— Подожди, мой дорогой, — вдруг ласково и чуть фамильярно пропела она, — давай присядем, побалагурим, кирнем слегка. У тебя кирнуть‑то есть чего? А то майор сбегает. Правда, майор? У него в опорном пункте припасено. И чего только нет — и джин, и водка, и текила, и мартишка с ромом! Лучше любого бара! — Придурошности объекта она решила противопоставить собственную как бы придурошность, а там еще кто кого обдурит. — И почему ты не предлагаешь прекрасной даме сесть?
И вот тут юный Кордубцев растерялся и не знал, что ответить, — и это Варе понравилось.
— Давай, Елисей, присядь, поболтаем, — промолвила девушка и без спроса взгромоздилась на высокий барный стул — а иных на кухне не имелось. — И поставь ты уже чаю, — капризно полуприказала она. — На кухню привел, а чаю не предлагает.
Елисей рефлекторно дернулся, чуть не бросился исполнять — воспитанный все же мальчик, права была его двоюродная бабушка Мария Петровна, — однако показаться гостеприимным, очевидно, не входило в его планы. Поэтому он буркнул вдруг совсем по‑мальчишески, по‑подростковому — короче, впервые нормальная, человеческая последовала у него реакция:
— А я вас в гости не звал.
— Ну и ничего! — радушно откликнулась Кононова. — Иногда, знаешь, незваные гости лучшими друзьями потом становятся!
— Не дай бог, — ощетинился паренек.
— Или вспоминают друг о друге с большой симпатией, — с прежним добродушием продолжила она.
Юноша скривился:
— Это если так называемые друзья не начинают врать с порога и нести околесицу.
Лицо его сделалось непримиримо жестким, и Варя впервые в ходе разговора не нашлась, что ответить. Вроде бы легенда заставляла продолжать о терроризме и контактах с преступными элементами — но, с другой стороны, видно было, что Елисей понял, что она лукавит. И сразу возникал вопрос: как он это сделал? И насколько он ее понял? И что понял еще?
Она по‑прежнему единственная сидела — на высоченном стуле, в пальто. Хозяин так и не предложил им раздеться. От этого Варя чувствовала себя неловко. С другой стороны, ощущение тревоги, нараставшее с момента, как они позвонили в дверь Кордубцева, вдруг стало рассеиваться.
— Знаешь, Елисей, — почти задушевно сказала она, — ты человек совсем молодой, и, я думаю, я могу тебя так называть, по имени…
— А я как могу