Успеть изменить до рассвета

— Нельзя так сказать, — решительно отрубила пожилая женщина. — Мальчик он очень яркий, необычный, своенравный. Очень умный, образованный. В компьютерах как разбирается! Иногда умеет быть ласковым. Конечно, я не люблю его так, как своих — но в обиду его не дам. Да и что, скажите, в нем такого плохого? — перешла она в атаку, вдруг решив, что от ее с Кононовой разговора и впрямь будет зависеть, получит ли Елисей выплату по страховке. — Родители и бабки с дедками трагически погибли? Так это не вина его, а беда. Карма такая. Испытание. Послушание, может быть. В обморок в церкви брякнулся? Так ведь тоже — болезнь, и потом, не забудьте, ведь не кого‑нибудь, а его родителей отпевали! Эх, зря я, наверное, — закручинилась Мария Петровна, — это вам все рассказала!

— Ничего не зря, — твердо возразила Варя. — И наш разговор, заверяю вас со стопроцентной гарантией, никак на решение нашей компании не повлияет. Если только в положительную сторону.

«Не повлияет, — подумала она про себя, — потому что нет никакой выплаты, да и никакой компании тоже нет».

* * *

К Елисею Кордубцеву Варя ехала с осторожностью. После того что случилось с его родителями и бабушками‑дедушками… После предсказаний Данилова… После рассказов двоюродной тетушки… Было, было от чего волноваться и чего опасаться.

Постоянного наружного наблюдения за объектом пока не велось. Однако мо́лодцы из технического отдела скрытно проникли в квартиру объекта и установили там в каждом помещении по камере.

Для первого знакомства Варя взяла себе в пару все того же участкового Галимулина (по ее тайному именованию — Самоварчика). Человек он приметный, на участке пять лет, Елисею наверняка знаком — тем более что майор утверждает, что с ним пару раз общался. Легенда прикрытия у Вари под визит к объекту наличествовала: она, капитан тайной полиции Конева (корочки наличествовали), проводит профилактические мероприятия, связанные с усилением борьбы с террористической угрозой. Кордубцев — человек молодой, к тому же сирота и проживает в одиночестве. Поэтому может представлять интерес для террористических и преступных элементов. Вследствие чего первоначальные вопросы к нему планировались простые: знает ли объект такого‑то, такого‑то и такого‑то (фотокарточки имелись)? Не выходили ли они с ним на контакт? Не получал ли он от них, не дай бог, денежных средств? Не предоставлял ли им кров и пищу? Не состоял ли в переписке с адресатами такими‑то?

Хотя Кононова заранее знала, что не состоял — как почти наверняка не встречался и не получал денежных средств ни от каких игиловцев[10]. Все эти разговоры были не что иное, как дымовая завеса, белый шум — способ войти в доверие и прокачать юношу на действительно интересных для Вари темах — например, причастен ли тот хоть каким‑то образом к смерти своих родителей и бабулей‑дедулей? И откуда достает средства для безбедной и даже роскошной жизни?

Из машины, что была припаркована во дворе, Варю страховали капитан Вася Буслаев и юный лейтенант Петя Подгорнов. Камера, поместившаяся в ее сумке, будет передавать на монитор в машине весь разговор. Равно как и другие камеры, установленные в квартире. Беседу запишут — появится впоследствии пища для разбора и размышлений: виновен? Не виновен? А если виновен, то в чем?

Кордубцев в тот день возвратился к себе в квартиру в половине седьмого вечера. В одиночестве. Никому не звонил, ни с кем не разговаривал, к компьютеру не прикоснулся, планшетом и телефоном не пользовался. Лег плашмя на диван, включил довольно громко музыку. Слушал Шнитке, первую скрипичную сонату. Варя не узнала, что исполняется, для нее классика двадцатого века вообще была темный лес — все эти атональные взрывы и пропасти. Шенберга от Бриттена ни за какие коврижки не смогла бы отличить. Так что определила, что играют, лишь по спецпрограмме для смартфона. Да, Шнитке. Довольно странный выбор для девятнадцатилетнего юноши. Очень странный.

Ладно, придется молодого меломана от прослушивания отвлечь.

Участковый, впервые оказавшийся в фургоне комиссии, быстро освоился, оглядывался с удовольствием, все ему тут нравилось: мониторы, пульты, наушники. Чувствовал он себя причастным если не к высшим тайнам государства, то к чему‑то значительному, чего за двадцать лет беспорочной службы сроду не касался. Варя похлопала его по плечу, прямо по погону шинели: «Пойдемте, товарищ майор. Нас ждут великие дела».