Рекламы даже на московский взгляд было многовато. Варя вспомнила, что и в такси — сидела она, как принято в Америке, сзади — в спинку переднего сиденья был вделан монитор, который пытал ее всю дорогу разнообразными рекламными клипами и объявлениями, от этого и с индусопакистанцем не удалось поговорить.
Один щит‑билборд на перекрестке рекламировал новый сезон «Родины», второй — книгу какого‑то Тома Харпла.
Ньюйоркцы с крайне деловым видом сновали мимо, исчезали в подземелье метро, выскакивали с поднятой рукой к обочине, подзывая такси. Никому ни до кого не было дела, тем более до нее, бедной путешественницы. Близился к закату рабочий день. Смеркалось.
Варя решила пройтись, отыскать главное рекламное сосредоточение — Таймс‑сквер, тем более что по карте выходило вроде близко. Отмахала в общей сложности кварталов пятнадцать, нашла. Да! Вывески, яркие, громогласные, громоздились одна над другой, взбирались на высоту десятого, двенадцатого, пятнадцатого этажа, спорили друг с дружкой. «Сплошная бездуховность и царство золотого тельца, сказали бы лет тридцать назад советские политобозреватели, — иронично подумала Варя. — А теперь и не скажешь ничего».
Спать хотелось так, что глаза закрывались. На улицах было холодно — почище, чем в Москве. Ветер то ли с Гудзона, то ли с Ист‑Ривер продувал каньоны авеню и стритов насквозь. Местные часы показывали половину девятого, внутренние подбирались к утру. Варя сочла, что на сегодня достаточно отдала дани красотам Нью‑Йорка (и борьбе со сном), и решила вернуться на метро.
Метро ей тоже не понравилось — возможно, это от недосыпа она была настроена крайне скептически. Какие‑то лазы с крутыми ступеньками прямо на перекрестках, внутри потолки низкие, словно в хрущобе. Разовый билет тянул на три бакса. Варвара поразмыслила и купила недельный за тридцать один «зеленый». Неделю всяко проваландаться здесь придется, а вот месяц не хотелось бы, хотя месячный и выходил на круг гораздо дешевле — сто шестнадцать. Нет, нет, недельный — самое то. Она рассталась еще с тремя десятками. «Грины» (как говорили во времена ее детства) летели один за другим.
В вагоне было полно народу, и все вокруг антивандальное, из нержавейки: скамейки, стены, поручни. Варя вышла на нужной станции и, слава богу, быстро нашла свой отель. Поднимаясь в лифте, вспомнила, что ничего так и не приобрела на завтрак. «Ладно, — решила, — в номере вроде есть кофеварка. Кофейку дерну, а еды куплю, возвращаясь с пробежки».
Да! Завтра утром Кононова собиралась на пробежку, чего не делала лет, наверное, пятнадцать — с тех пор как ушла из большого спорта. Больше того, именно пробежка была главной ее целью на первоначальном этапе пребывания в Нью‑Йорке.
Давешний сухорукий мальчик радостно крикнул ей «Хай! Хау ар ю!» — едва она появилась в фойе. Маленько полюбезничав с ним (понимать удавалось примерно половину того, что он говорил, в основном по наитию), Варя вознеслась на скрипучем лифте в номер «найн‑зиро‑ван».
В номере слышны были отдаленные сирены. Кононова поставила будильник на смартфоне на шесть утра местного, скинула покрывало и взобралась на непривычно высокую кровать. Все, хватит. Сегодняшний план по впечатлениям вообще и по Нью‑Йорку в частности она выполнила с лихвой.
* * *
Проснулась безо всякого будильника в пять утра по‑местному — еще бы, по‑московски это означало час дня. Настроение было самым радужным. За окном темно, большой город еще спал, что не мешало ему дышать, ворочаться и временами вскрикивать полицейскими сиренами. Варя выпила кофе — кофеварка здесь была приспособлена для приготовления того напитка, что у нас зовется «американо» — много и некрепко. Термометр (на смартфоне) показывал плюс один. Варя, учитывая ветер с морских просторов, оделась потеплее.
Сухорукий мальчик‑портье, когда Варя выскочила из лифта, посмотрел на нее с уважением и одновременно как на диво‑дивное: надо же, русская, а водку не пьет, медведя не дрессирует, на балалайке не играет — бегает по утрам, как «цивилизованные люди»! Девушка спросила его, как найти Сентрал‑парк.
— Беги вон туда, прямо, и упрешься.
Варя и без того знала, по карте в телефоне. Да на Манхэттене даже без карты заблудиться сложно. «На север с юга идут авеню, — как справедливо отмечал советский поэт, — на запад с востока — стриты». Тогда спрашивала зачем? Для пущей уверенности и чтобы разговор поддержать — увидеть широченную улыбку, услышать пожелание хорошего дня и хорошего джоггинга.
Солнце еще не взошло, да даже не рассвело, а по улице уже поспешали озабоченные люди при полном параде, кто‑то на ходу наворачивал сандвич, прихлебывал кофе. Встречались и такие, как она, бегуны.
Но в Центральном парке джоггеров оказалось выше крыши. Варя сперва даже опешила. Толпа не толпа, но пруд пруди. Бегут, в ушах проводочки наушников, возраст — от пятнадцати до восьмидесяти пяти, видон такой, будто бы каждый не просто бежит, а занят серьезным бизнесом.