Успеть изменить до рассвета

«Боинг», на котором предстояло лететь, настоящим гигантом оказался: одиннадцать кресел в каждом ряду! Три у одного окна, три у противоположного и четыре посредине. Два прохода. И Кононовой грымза на регистрации всучила место Е — ровнехонько в самую серединку. «С одной стороны двое сидеть будут, — расстроилась она, — с другой один, и я посредине. И до иллюминаторов далеко. Фу».

Правда, Данилов на прощание серьезно сказал: «Я за тебя просить буду — Бога или провидение, — чтобы все у тебя прошло хорошо». Она улыбнулась, поблагодарила. И то ли впрямь его молитвы подействовали, то ли просто ей повезло, но в итоге вокруг нее ни справа, ни слева вообще не оказалось попутчиков! Весь ряд пустой! Варя после ужина подняла все подлокотники, растянулась сразу на четырех сиденьях и великолепно выспалась. Потом кино смотрела, старое, «Все о Еве», на английском, старалась язык подтянуть. Диалоги понимала с пятого на десятое, поставила себе с натяжкой троечку. Сама на себя осерчала: английским надобно заниматься постоянно, а не впопыхах, от случая к случаю!

А день за иллюминаторами все длился, длился. Наконец, в пол‑одиннадцатого вечера по‑московски, приземлились в Джей‑Эф‑Кей — аэропорту Кеннеди. Варя перегнала свои часы на восемь часов назад, а смартфон переставил стрелки сам — в Нью‑Йорке был разгар рабочего дня.

Таможенник и паспортист оказались толстыми, лысыми, усталыми, но любезными. Поприветствовали радушно: «Велкам ту зе Юнайтед Стейтс!»

«Вот чего нельзя отнять, — подумалось Варе, — у коренных здешних жителей, так это непоколебимой уверенности, что живут они в самой лучшей стране мира».

Скудные Варины командировочные никакого такси, разумеется, не предусматривали, но она сочла, что достаточно измоталась, чтобы еще в метро тащиться, и отправилась к парковке. «Заплачу из своих, личных, подкожных», — храбро решила девушка. Ее порадовало объявление, что любая поездка на Манхэттен обойдется в шестьдесят долларов. Довольно быстро подошла машина, шофер — индус, пакистанец? а может, из Бангладеш? — закинул Варину сумку в багажник — и вперед!

По определенным причинам, о которых рассказано будет ниже, проживать Варе следовало именно на Манхэттене, то есть в самом что ни на есть центре города. И вот — длиннющий подвесной мост, по которому в несколько рядов и этажей мчатся машины, серое стылое небо вверху, стылая вода внизу, а прямо перед нею распахиваются спорящие друг с другом высотой и отделкой стоэтажные небоскребы.

Жить ей надлежало не просто на Манхэттене, но еще и близ Центрального парка. Так как командировочные от комиссии роскошествовать никак не позволяли, пришлось взять отельчик — дыра дырой. Слава богу, по отзывам на «Букинге» и «Трипадвайзере», клопов и тараканов там не наблюдалось, было довольно тихо и чисто. Но на вид, конечно, здание было устрашающим — этакое Чикаго тридцатых годов, пожарные лестницы наружу. «Зато (как любит говорить Данилов) довольно аутентичный вид».

Пакистанец (или индус?), вытащивший из багажника ее сумку, получил три доллара чаевых и скислился, словно пожевал хининовое дерево. Но потом разглядел, в каком хилтоне девушке предстоит жить, плюнул и убрался восвояси.

Администратором оказался высокий красивый парень. У него правая рука была маленькая, усохшая, с двумя пальцами. Непонятно, отчего случилось увечье, но Варя сразу дала ему кличку (длинноватую, впрочем) Жертва Империалистической Бойни. Портье встретил девушку как родную. Правда, она мало что разобрала из его вежливого щебетанья. Однако «рум намбер найн зиро ван»[12] прозвучало довольно внятно.

Лифт времен сухого закона вознес Варю к вожделенному личному уголку пространства в этом раскинувшемся вокруг нее Вавилоне, Большом Яблоке или, кому как нравится, Городе Желтого Дьявола.

Номер оказался маленький, но достойный. Чистая постель, горячая вода, плоский телевизор — что еще надо усталому путешественнику? Окно выходило аккурат на стенку такого же мрачного билдинга, в каком жила она, и Варвара с отвращением задернула шторы.

Подключилась к отельному вай‑фаю и отправила краткий месседж Алексею: мол, долетела, устроилась. В былые времена она бы еще и Петренко о том же сообщила — но не Марголину же писать!

На личных внутренних часах Вари время клонилось к двум ночи, но она понимала: чтобы преодолеть джет‑лэг, следует дотерпеть до здешнего вечера и только тогда погрузиться в объятия Морфея. А пока можно перекусить. И попутно раздобыть себе чего‑нибудь на завтрак — брекфест в заокеанских отелях обычно не предусмотрен.

На параллельной улочке, средь каньонов из небоскребов, отыскалась палаточка на колесиках, где предлагали хот‑доги. «Что может быть аутентичнее, — подумала она, привет, Данилов! — чем хот‑дог в первый вечер в Нью‑Йорке!» И немедленно заказала один, с кетчупом. Что интересно, палатка величиной в половину нашенского тонара была снабжена электронным табло, по которому бесперечь ползли рекламные тексты, типа: покупайте самые лучшие хот‑доги в городе! Невиданное предложение! Четыре по цене трех!