С таким же успехом я могу заявить здесь, что с этого времени Абрахам Граундл показал себя открытым врагом и что партнерство между ним и Красвеллером было расторгнуто. Он сразу же подал иск против моего старого друга о взыскании той части его имущества, на которую он имел право по нашему брачному законодательству. Мистер Красвеллер немедленно согласился ему заплатить, но вмешались некоторые из наших более опытных юристов и убедили его не идти на такие жертвы. Затем последовал длительный судебный процесс с апелляцией – все это было подано против Граундла и чуть не погубило всех Граундлов. Насколько я мог вникнуть в суть дела, мне казалось, что весь закон на стороне Граундла. Но возникли определенные придирки и вопросы, все из которых были у Джека на кончиках пальцев, силой которых несчастный молодой человек был побежден. Как я узнал из писем, которые Ева писала мне, Красвеллер все это время очень хотел расплатиться с ним, но юристы этого не хотели, и поэтому большая часть имущества Литтл-Крайстчерча была сохранена в конечном счете для блага этого счастливейшего парня Джека Невербенда.
Во второй половине того единственного дня, который, по милости случая, был мне предоставлен, сэр Фердинандо объявил о своем намерении выступить с речью перед жителями Гладстонополиса.
– Я бы хотел, – сказал он, – объяснить обществу в целом цели правительства его Превосходительства, отправившего меня в Британулу, и попросить жителей вернуться к их старой форме правления.
– Действительно, просьба, – сказал я Красвеллеру, вложив в тон своего голоса все возможное презрение, – просьба! с северо-западным Бирмингемским полком и его 250-тонной паровой пушкой в гавани! Этот Фердинандо Браун знает, как спрятать свои когти под бархатной перчаткой. Мы должны стать рабами и рабынями, потому что так хочет Англия. У нас отняли нашу конституцию, у нас отняли свободу действий, и мы низведены до плачевного состояния колонии Британской короны! И все это должно быть сделано потому, что мы стремились подняться над тогдашними предрассудками.
Красвеллер улыбнулся, не сказал ни слова, чтобы возразить мне, и принял все мое негодование с одобрением, но он, конечно, не выказал никакого энтузиазма. Более счастливого старого джентльмена или более деятельного для своих лет я никогда не встречал. Только вчера я видел его настолько запуганным, что он едва мог вымолвить хоть слово. И все эти перемены произошли просто потому, что ему было позволено умереть в свободном мире, вместо того чтобы насладиться честью быть первым, кто ушел в соответствии с новой теорией. Однако мы с ним провели по-дружески еще один день, и я не сомневаюсь, что, когда я вернусь в Британулу, я застану его живущим в большом комфорте в Литтл-Крайстчерче.
В три часа мы все отправились в нашу большую ратушу, чтобы послушать, что скажет нам сэр Фердинандо. Зал очень просторный, оснащен большим органом и всеми приспособлениями, необходимыми для музыкального зала, но я никогда не видел большей толпы, чем собралась там по этому случаю. Там не нашлось ни одного свободного уголка, и я слышал, что очень многие обитатели разъехались, очень недовольные тем, что их не смогли разместить. Сэр Фердинандо был очень настаивал на присутствии капитана Баттлакса и как можно большего числа офицеров корабля. Мне сказали, что это он сделал для того, чтобы кое-что из его речи можно было увезти обратно в Англию. Сэр Фердинандо был человеком, который высоко ценил свое красноречие, а также ту пользу, которую он мог бы извлечь из него в глазах своих соотечественников в целом. Я обнаружил, что почетное место было отведено и для меня по правую руку от него, а также для моей жены по левую. Я должен признаться, что в эти последние минуты моего пребывания среди народа, которым я правил, со мной обращались с величайшей учтивостью. Но я продолжал говорить себе, что через несколько часов я должен был быть изгнан как человек, намеренная жестокость которого была слишком отвратительной, чтобы позволить оставаться в моей собственной стране. На первом сиденье позади кресла сидел капитан Баттлакс, а за ним четверо или пятеро его офицеров.
– Итак, вы оставили лейтенанта Кросстриза присматривать за вашей маленькой игрушкой, – прошептал я капитану Баттлаксу.
– С биноклем, – ответил он, – через которое он сможет увидеть, выходите ли вы из здания. В этом случае он разнесет нас всех на атомы.