– Моряк неразумен. Конечно, мы предполагаем, что женщину следует ударить в интересах общества. То же самое происходит и со стариком. Благо общества, и его собственное, требует, чтобы по достижении определенного возраста ему не разрешалось существовать. Он не работает и не может наслаждаться жизнью. Он растрачивает больше, чем ему положено, на предметы первой необходимости и в совокупности становится невыносимым бременем. Прочтите описание Шекспиром человека на его последней стадии:
"Впадает в детство, тащится в забвенье,
Теряя слух и зренье – все на свете."
а предыдущая сцена:
"Чулки все те же – ноги отказали".
Разве ради него самого вы не избавили бы человечество от необходимости сталкиваться с подобными страданиями?
– Вы не сможете воплотить это, господин президент.
– Я почти воплотил это. Британульская Ассамблея, в величии своей мудрости, приняла этот закон.
Впоследствии я пожалел, что говорил о величии мудрости Ассамблеи, потому что это отдавало банкомбом9. Мудрость нашей Ассамблеи не отличалась особым величием, но я намеревался сослаться на предполагаемое величие, присущее высшему совету в государстве.
– Ваша Ассамблея во всем величии своей мудрости не смогла бы сделать ничего подобного. Она могло бы принять закон, но этот закон должны были бы выполнять только люди. Парламент в Англии, который, как я понимаю, столь же величествен, как Ассамблея в Британуле…
– Я приношу извинения за это выражение, мистер Кросстрис, которое отдает нелепостью. На данный момент я не совсем объяснил свою идею.
– Забудем об этом, – сказал он; и я должен признать, что он больше никогда не использовал это выражение в разговорах со мной. – Парламент в Англии мог бы приказать убить трехмесячного ребенка, но вряд ли смог бы довести дело до конца.
– Разве нет, если бы это было ради благополучия всей Великобритании?
– Даже для того, чтобы спасти Великобританию от уничтожения. Сила – это лишь сила, но она и вполовину не так велика, как слабость. Я мог бы с величайшей в мире готовностью пустить это большое орудие в ход, направив его на батальонов вооруженных людей, чтобы рассеять их всех по ветру, но я не смог бы направить его в сторону одной-единственной девушки.
Мы довольно долго обсуждали этот вопрос, и его убеждения были столь же тверды, как и мои. Он был уверен, что ни при каких обстоятельствах старик никогда не будет лишен жизни в установленный срок. Я был так же уверен в себе, как и он с другой стороны, или, по крайней мере, притворялся таковым, и сказал ему, что он не принимает во внимание прогрессивную мудрость человечества. Но мы расстались друзьями и вскоре после этого отправились ужинать.