Затем все, казалось, изменилось, и капитан Баттлакс велел мне чувствовать себя как дома. Он надеялся, по его словам, что я всегда буду обедать с ним во время путешествия, но что меня не потревожат во все остальное время дня. Он обедал в семь часов, но я могла сама распоряжаться насчет завтрака и ужина. Он был уверен, что лейтенант Кросстрис с удовольствием покажет мне мои каюты и что, если на борту есть что-то, что мне покажется неудобным, это будет немедленно исправлено. Лейтенант Кросстрис передал бы моему слуге, чтобы он спокойно прислуживал мне, и показал бы мне все удобства, и неудобства, на судне. С этими словами я оставил его и был отведен вниз под руководством лейтенанта. Поскольку мистер Кросстрис стал моим личным другом во время путешествия, более близким, чем кто-либо из остальных офицеров, все из которых стали моими друзьями, я дам некоторое краткое его описание. Это был молодой человек, возможно, двадцати восьми лет от роду, чьим великим даром в глазах всех находившихся на борту было его личное мужество. Младшие офицеры рассказывали мне истории о чудесных вещах, которые он совершал, и которые, хотя никогда не упоминались в его присутствии ни им самим, ни другими, казалось, показывали его особый характер, так что, если бы потребовалось, что бы кто-нибудь прыгнул бы за борт, чтобы напасть на акулу, все на борту подумали бы, что эта обязанность, как само собой разумеющееся, принадлежит лейтенанту Кросстрису. Действительно, как я узнал впоследствии, в британском флоте у него было довольно необычное прозвище. Это был невысокий светловолосый мужчина с бледным лицом и блестящими глазами, для которого жизнь на плаву по всем своим качествам бесконечно превосходила жизнь на берегу. Если когда-либо и был человек, всецело преданный своей профессии, то это был лейтенант Кросстрис. Казалось, его не интересовали ни женщины, ни епископы, ни судьи, ни члены парламента. Все они были как дети, скитающиеся по миру в своем глупом наивном невежестве, защищать которых было долгом моряка. Следующим за матросом шел солдат, как будто у него было какое-то родственное занятие, но с очень большим отрывом. Среди моряков британский моряк, то есть британский военный моряк, был единственным, кто действительно был достоин почестей, а среди британских моряков офицеры на борту канонерской лодки его превосходительства "Джон Брайт" были теми немногими счастливчиками, которые забрались на вершину пирамиды. Капитана Баттлэкса он считал султаном мира, но а он был визирем султана и, полностью контролируя дисциплину на корабле, был, на мой взгляд, его настоящим хозяином. Мне следовало бы заранее сказать, что человек с таким характером был совсем не в моем вкусе. Все, что он любил, я всегда ненавидел, и все, что он презирал, я почитал. Тем не менее он мне очень понравился, и я нашел в нем противника Установленного срока, который поколебал мое мнение больше, чем Красвеллер со всеми его чувствами или сэр Фердинандо со всеми его аргументами. И он добился этого несколькими резкими словами, перед которыми я счел почти невозможным устоять.
– Проходите сюда, господин президент, – сказал он. – Вот где вы будете спать, и учитывая, что это всего лишь корабль, я думаю, вы найдете его довольно удобным.
Ничего более роскошного, чем отведенное мне место, я и представить себе не мог на борту корабля. Впоследствии я узнал, что каюты были предназначены для использования путешествующим адмиралом, и из того факта, что они были предоставлены мне, я сделал вывод, что Англия намеревалась искупить ущерб, нанесенный стране, личным уважением, проявленным к бывшему президенту республики.
– Мне, во всяком случае, будет удобно, пока я здесь. Это само по себе уже кое-что значит. Тем не менее я должен чувствовать, что я пленник.
– Не больше, чем кто-либо другой на борту, – сказал лейтенант.
– Сегодня утром ко мне подошел военный караул, чтобы присмотреть за мной. Что бы сделала эта стража, предположив, что я сбежал?
– Нам бы пришлось подождать, пока они вас не поймают. Но никто не предполагает, что это возможно. Президент республики никогда не убегает один. В пять часов в офицерской столовой будут подавать чай. Я оставлю вас до тех пор, поскольку вы, возможно, захотите найти себе занятие.
Сразу после этого я поднялся на палубу и, оглянувшись назад, поверх гакаборта смог разглядеть лишь сверкающие шпили Гладстонополиса вдалеке.