Утешительная партия игры в петанк

— Ибо ты путь, истина и свет. Будь ты деревом, я обнял бы тебя руками... и... и ты... ты бы не жаловалась. Будь ты деревом... я вырезал бы свои инициалы у тебя на боку и ты бы не застонала, потому что деревья — они не стонут... (тут я позволил себе некоторую вольность, «Cos trees don't cry», ладно, Нил, извини, у меня тут тинэйджер изнывает от нетерпения на другом конце провода). Будь ты мужчиной, я все равно бы тебя любил. Будь ты вином, я напился бы тобой допьяна... Будь ты в опасности, я за тебя убил бы любого... Будь ты Джеком, я стал бы Джилл. Будь ты лошадью, я убирал бы твой навоз из конюшни и нe жаловался... Будь ты лошадью, я бы скакал на тебе по полям на заре и... и весь день, пока он не кончится (эээ... шлифовать нет времени)... я воспел бы тебя в своих песнях (тоже не бог весть)... (Но ей на все это было наплевать, а ее волосы касаются моей щеки.) (Ее запах. Знакомый аромат «Драгоценной воды»[12] девчонки с разодранными локтями.) Будь ты моей внучкой, мне было бы трудно тебя отпустить... Будь ты моей сестрой, я... эээ... «find it doubly»... ну, как бы почувствовал себя двойным. Будь... будь ты моей собакой, я бы кормил тебя остатками пищи прямо со стола (sorry), как бы это ни злило мою жену... Будь ты моей собакой (тут он перешел на крещендо), уверен, тебе бы это понравилось, и ты стала бы моим верным четвероногим другом, и тебе (он уже почти кричал) больше не нужно было бы думать и... (он кричал во весь голос, но как-то грустно) мы были бы вместе навсегда. (До коооооооооооооооонннцццаааааа и впрямь, но чувствовалось, что у него так ничего и не вышло. У него тоже ничего не вышло...)

Я молча вернул ей наушник и заказал вторую чашку кофе, хотя вовсе не собирался ее пить, просто мне хотелось дать ей время дослушать заключительные аккорды и вернуться с небес на землю, привыкнуть к дневному свету, прийти в себя.

— Обожаю эту песню... — вздохнула она.

— Почему?

— Не знаю. Потому что... Потому что деревья, они не стонут.

— Ты влюблена? — неуверенно предположил я.

Недовольная гримаса.

— Нет, — призналась она, — нет. Когда ты влюблен, такие песни тебе ни к чему, как мне кажется...

Несколько минут я добросовестно изучал кофейную гущу на дне чашки.

— А что касается твоего вопроса... Она посмотрела на меня в упор. Я и бровью не повел.

— Ну там про переходный возраст и все такое... эээ... Я думаю... что лучше нам на этом и остановиться... Типа не слишком друг к другу придираться что ли, понимаешь?

— Уфф, что-то не очень...

— Эээ... ну смотри: ты можешь на меня рассчитывать, когда надо найти подарок для мамы, я — когда мне надо перевести песню, которая мне нравится... и... Ну вот. Вот и все.

— И все? — ласково возмутился я. — И это все, что ты можешь мне предложить?

Она снова натянула капюшон.

— Да. Пока да... Но... эээ... на самом деле это много. Мда... много.

Я внимательно на нее посмотрел.

— Что ты улыбаешься, как кретин?

— Потому что, — ответил я, пропуская ее в дверь, — будь ты моей собакой, я бы кормил тебя остатками пищи со стола и ты бы наконец стала моим верным френдом.

— Ха, ха! Очень умно.

Пока мы пережидали поток машин, стоя на краю тротуара, она задрала ногу, сделав вид, что писает мне на штаны.

Она была со мной предельно честна, и в магазине, на эскалаторе, я решился ей ответить, откровенностью на откровенность:

— Знаешь, Матильда...

— Что? (прозвучавшее как «ну что еще?»)

— Все мы меркантильны...

— Не сомневаюсь, — мгновенно отреагировала она.

Она так уверенно меня осадила, что я призадумался. Пожалуй, во времена «Сьюзан» мы все же были бескорыстнее... Или простодушнее? Она поднялась на одну ступеньку.

— Так, ладно, давай заканчивать этот гнилой базар, ок?

— Ок.

— Что маме будем покупать?

— Что хочешь, — отвечал я.

По ее лицу пробежала тень.

— У меня-то подарок уже есть, — заметила она, поджав губы, я о твоем...

— Понимаю, понимаю, — я напыжился, — дай мне подумать, сейчас что-нибудь найдем...