Утесов. С песней по жизни

С Тургенева романа
Я вычитал хорошенький стишок:
"Как хороши, стервозы,
Как свежи были розы…"
Теперь они истерлись в порошок.
Гляжу я с тротуара —
Сидит в окошке шмара,
Сидит себе, не шамает, не пьёт.
Она в шикарном доме,
А я стою на стрёме,
Любуюсь на неё, как адиёт.
Ой, мама, моя мама!
Какая панорама!
Три барышни, глазёнки как миндаль. Одна мине моргает,
Другая подмогает,
А третья нажимает на педаль. И я во всех влюбляюсь,
Под окнами мотаюсь,
Хожу себе тудою и сюдой.
Хожу я и вздыхаю,
Тех розочек внюхаю,
Хоть я уже совсем не молодой.
С одесского кичмана,
С Тургенева романа
Я вычитал хорошенький стишок:
"Как хороши, стервозы,
Как свежи были розы…"
Теперь они истерлись в порошок.

* * *

В 1971 году Александр Ширвиндт как автор сценария и режиссёр делал на телевидении юмористическую передачу "Терем-теремок". Передача получалась очень хорошей, остроумной, однако начальство её невзлюбило. Председатель гостелерадио якобы сказал: "Там слишком много чёрненьких. Всего два русских – Владимиров и Тонков, да и те похожи на евреев".

На одной из репетиций "Теремка" Леонид Осипович обратился к Ширвиндту:

– Шура! Хорошо бы, если эту песню мне аккомпанировал её автор Модя Табачников.

– Лёдя! Ты посмотри вокруг повнимательней, – ответил Александр Анатольевич. – Ещё одно такое лицо в эфире, и передачу закроют.

* * *

Когда телевидение ещё не заполонило всё свободное время наших людей, не стало приковывать их к экранам сериалами, Утёсов часто выступал по радио. Его приглашали на всякие обсуждения, связанные с песенным творчеством или музыкальным творчеством, в другие передачи. Иногда Леонид Осипович выступал с критическими замечаниями. Не политическими, разумеется, радио тогда было вегетарианским, не «Эхо Москвы». Помню, как он осуждал стиляг, со смехом говорил, как они, по его мнению, надевают свои брюки-дудочки, в которые без мыла влезть невозможно.

Иногда рассказывал смешные истории, потом их – «по многочисленным просьбам радиослушателей» – часто повторяли. Скорей всего они были выдуманы, но от этого не теряли своей прелести. Мой приятель писатель Владимир Владин, человек с цепкой памятью, пересказал мне байку Утёсова, неоднократно слышанную им по радио. Вот как это звучало от первого лица, от лица Леонида Осиповича:

– Был в нашем оркестре барабанщик Петя. Как-то мы после концерта ужинаем и немного выпиваем. Петя тоже выпивает, но не закусывает. Я говорю ему:

– Петя, закуси хоть булочкой.

Он на меня не обращает внимания, опять выпивает и не закусывает. Я опять говорю ему:

– Петя, ну, закуси хоть булочкой.

А он опять выпивает и не закусывает. Так продолжалось несколько раз. Потом он всё-таки выпил, закусил кусочком булочки и свалился под стол. Упал и говорит мне с укоризной:

– Вот что ваша булочка наделала.

* * *

Летом 1971 года Утёсов отдыхал в подмосковном санатории. Одна женщина сказала ему:

– Леонид Осипович, на днях я получила оригинальный подарок. Мой знакомый привез из Ленинграда магнитофонную пленку с вашими новыми записями. Там вы рассказываете разные истории, анекдоты и поёте с композитором Табачниковым одесские песни, вроде "Кичмана".

– Подарок действительно оригинальный, – подтвердил Утесов. – Дело в том, что последнее время я не делал никаких записей.

* * *

В одном из концертов Утёсов, намекая на свой солидный возраст, на то, что из него "песок сыплется", сказал немудрящую репризу:

– Когда я в гололёд иду по улице, то никто из идущих сзади меня уже не скользит.

Зал совершенно не отреагировал на эти слова – понятие "старость" никак не вязалось с ним.

* * *

Утёсов присутствовал в Доме композиторов на выступлении известного и модного в тот период джазового трио. На обсуждении после концерта Леонид Осипович сказал:

– Я вижу здесь прекрасную технику. Но не вижу музыки.

Зал протестующе загудел. Сразу послышались ироничные реплики типа "Только у вас видна музыка" или "Вы лучше всех разбираетесь".

Кто-то сказал:

– Вы не первый в джазе. Были и до вас.

– Первых было много, – улыбнулся Утесов. – Только слушали не всех.

* * *

В подмосковном писательском городке Переделкине Утесов заходит на дачу литературоведа З. С. Паперного и предлагает тому погулять с ним. Зиновий Самойлович отказывается, мол, у меня много работы.