Утомленные вином

Может, все было намного проще, и все объяснялось болезненной наследственностью Блока, с которой дело обстояло на самом деле очень плохо.

Маленького Сашу Блока родители и близкие считали болезненным и ранимым ребенком.

«С раннего детства, — писала его биограф М. Бекетова, — проявлял он нервность, которая выражалась в том, что он с трудом засыпал, легко возбуждался, вдруг делался раздражителен и капризен».

Более того, в возрасте 16 лет у Блока произошел первый эпилептический припадок.

«Блок, — писал в 1928 году известный психофизиолог Яков Минц, изучивший историю болезни поэта, — страдал эпилепсией, главным образом, в форме психоэпилепсии.

Шизоидный элемент личности, отмеченный еще с детства, к концу жизни проявлялся ярче: последние годы.

Блок стал замкнутым, апатичным и угрюмым. Эти шизоидные черты отразились и на символическом характере творчества поэта».

Что же касается генетики…

Прадед по линии отца был человеком крайне деспотичным и надменным. Дед по матери умер в сумасшедшем доме.

Отец поэта, блестящий юрист и музыкант, отличался садистской жесткостью, избивал жену и также окончил жизнь умопомешательством.

И не случайно сам Блок напишет, что было что-то «судорожное и страшное во всем душевном и физическом облике его».

Да и мать поэта в юности тоже страдала эпилептическими припадками, с выраженной аурой и последующими депрессиями.

«Вечная тревога, меланхолия, — писал один их хорошо знавших ее людей, — доходящая до мании самоубийства, и склонность к трагическому восприятию жизни, отличали эту женщину, трижды покушавшуюся на самоубийство».

Да, что там говорить, хуже наследственность мог бы выдумать только человек с воображением Сальвадора Дали.

Чтобы не совмещать высокую поэзию с грубой физиологией, Блок рано начал пользоваться услугами проституток, удовлетворявших до поры до времени его потребности в физической близости с женщинами.

После одной такой ночи с проституткой Блок с нескрываемым удовлетворением говорил: «Моя система — превращения плоских профессионалок на три часа в женщин страстных и нежных — опять торжествует».

«Физическая близость с женщиной, — говорила по этому поводу его жена, — для Блока с гимназических лет — это платная любовь и неизбежные результаты — болезнь…

Не боготворимая любовница вводила его в жизнь, а случайная, безликая, купленная на (одну ночь) несколько (часов) минут. И унизительные, мучительные страдания…»

По Петербургу долгое время ходила сплетня, как две эмансипированные светские дамы пытались соблазнить поэта.

Всю ночь они не покидали поэта, беседуя на философско-литературные темы.

Часов в семь Блок вставал.

— Мадам, уже утро и извозчик ждет у крыльца! — говорил он и провожал женщин.

Но это было далеко не все, и вся беда была в том, что в своей «очарованной дали» Блок увидел не только «берег очарованный». О чем откровенно и писал в том же самом стихотворении:

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

И это самое «терпкое вино» на самом деле пронзило все «излучины его души».

И еще как!

In vino veritas!

Именно таков теперь был лозунг поэта.

Богемное окружение, в котором жил и творил Александр Блок, никогда не отличалось нравственным здоровьем, соблюдением общепринятых норм морали.

Наркотики, алкоголь, извращенное распутство — сопутствовали представителям этой среды во все времена.

Блок еще в университете начал употреблять кокаин и алкоголь.

Подобно Сергею Есенину, Блок стал одним из наиболее видных поэтов прошлого века, подверженных загульному пьянству.

Я пригвожден к трактирной стойке.
Я пьян давно. Мне все равно…

А ты, душа… душа глухая…

Пьяным пьяна… пьяным пьяна…

Буду слышать голос Руси пьяной,

Отдыхать за стойкой кабака…

Такие мотивы теперь волнуют поэта.

И, наконец, финал-апофеоз:

По вечерам над ресторанами.

Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными.
Весенний и тлетворный дух.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю, истина в вине…

В дневниках Блока все чаще появляются горькие признания: «Пьянство 27 января — надеюсь — последнее. О нет: 28 января».

«Я вне себя уже. Пью коньяк после водки и белого вина. Не знаю, сколько рюмок коньяка».

«Вчера и третьего дня — дни рассеяния собственных сил (единственный настоящий вред пьянства)»; «Ночь глухая, около 12-ти я вышел. Ресторан и вино… Сегодняшний день пропащий, разумеется. Прогулка, ванна, в груди что-то болит…»

«Придется сегодня где-нибудь есть, что, увы, сопровождается у меня пьянством…»