«После одного из ее выступлений в 1904 года, — писал А. Н. Бенуа в книге „Живопись, воспоминания, размышления“, — поклонники решили чествовать артистку ужином, устроенным в верхнем зале ресторана Кюба.
Я был среди приглашенных и удостоился чести сидеть рядом с этой несомненно „гениальной“, но и шалой в жизни женщиной…
Свою ангелобесовскую натуру Айседора тут же проявила. Она, сильно запьянев, вдруг заявила, что желает плясать.
Немедленно был отодвинут в сторону стол, все расселись широким кругом, а она, сбросив с себя верхнюю хламиду, и оставшись в одной короткой рубашонке, сымпровизировала вакхический танец, а под конец грохнулась на ковер.
Кто-то из устроителей отвез ее в „Европейскую“ гостиницу, где она остановилась, и рассказывал потом, что и там безумица еще долго не могла успокоиться, плясала, валялась по полу, обнимала и целовала своего спутника. Насилу вырвался».
И как знать, может быть, именно ее постоянным пребыванием в полупьяном состоянии объяснялось то безграничное терпение, с каким Айседора выносила побои и издевательства мужа.
Есенин становился патологически обидчивым, им все чаще овладевали приступы черной меланхолии.
В мае 1925 года, увидев поэта, прозаик А. Вронский сказал: «Впервые я остро почувствовал, что жить ему недолго и что он догорает».
Ну, и наконец, о том, что касается убийства.
Если поэт был на самом деле убит, то вполне понятно желание большевиков поддерживать версию самоубийства и лить при этом крокодиловы слезы.
Да, был талантлив, но… чего-то не понимал, в чем-то там не разобрался и, окончательно запутавшись, в результате беспробудного алкоголизма наложил на себя руки.
Оно и понятно!
Депрессия, одиночество, безысходность. Плюс белая горячка. Не выдержал несчастный этого груза и повесился.
Но сейчас нас интересует другое: а были ли основания у большевиков отделаться от неуправляемого и не желашего надевать цепи социалистического реализма поэта.
Даже не зная Есенина и зная большевиков, можно сразу сказать: «Да, были!»
По той простой причине, что и свободное слово и большевизм есть вещи несовместимые.
Другое дело убийство!
Родная, можно сказать, стихия. Потому и стреляли они всех неугодных как вальдшнепов на охоте.
Тот же отвечавший за советское творчество Троцкий очень любил охоту и лютой ненавистью ненавидел русскую культуру. Так что выводы напрашиваются.
Более того, далекий от политики хулиган и забияка, каким он предстает со страниц многих советских критиков от литературы, Есенин был Гражданином с большой буквы и искренее любил Россию.
Потому и не мог молчать и писал стихи, которые не вписывались в новую большевистскую действительность, которую он окрестил «Страной негодяев».
Все те же маклера, что и в Америке!
Именно так Есенин писал в «Стране негодяев». Ну а чтобы было понятно, напомним, что в те годы на Ильинке, у памятника героям Плевны, была черная биржа. И именно на ней вожди пролетариата Троцкий и Каменев проворачивали свои валютные махинации.
Более того, Есенин в застольях на раз называл главных российских маклеров.
Впрочем, по большому счету это были мелочи. А вот дальше…
Куда пришли «те же жулики, те же воры»?
Да к власти, конечно, куда же еще!
Как в Америке, где «мировые цепи» и «мировое жулье».
А чего стоил сам Троцкий, выведенный Есениным в «Стране негодяев» в омерзительном гражданине из Веймара Лейбмане с псевдонимом Чекистов.
Напомним, что на самом деле не было никакого Льва Давидовича Троцкого, а был Лейба Бронштейн.
И перестраивали, предварительно расстреляв священников.
Ну а то, что уже думали многие, в поэме говорит Нестор Иванович Махно (в поэме бандит Номах):
Да и с Лениным Есенин не церемонился, а потому и писал в поэме «Гуляй-поле»:
Да за одни только эти строки о советских вождях Есенину могли вынести смертный приговор.
Конечно, Есенин прекрасно понимал, что играет с огнем и провидчески писал: