Ну, а за что убили Есенина, если его убили, объяснил сам Троцкий в некрологе, посвященном поэту.
«Поэт погиб потому, — откровенно писал Троцкий, — что был несроден революции.
Но во имя будущего она навсегда усыновит его».
И это несмотря на то, что в книге Троцкого «Литература и революция» Есенин проходил по разделу «Литературные попутчики революции».
Не противники, заметьте, а попутчики.
Сложно сказать, как насчет усыновления поэта, который был запрещен в СССР, а вот купить Есенина главный куратор советского творчесства попытался.
Троцкий предложил ему большие деньги на издание собственного литературного журнала.
Однако Есенин отказался, прекрасно понимая, что таким образом он попадет в самое настоящее литературное рабство.
Само собой понятно, что после отказа отношение Троцкого и его приближенного чекиста Блюмкина к поэту изменилось.
«Есенин, — писал известный советский писатель Борис Лавренев в опубликованном в ленинградской газете „Красная газета“ от 30 декабря 1925 года некрологе, — был захвачен в прочную мертвую петлю…
Я знаю, что перед этой раскрытой могилой будет сказано много сладких слов и будут писаться „дружеские“ воспоминания. Я их писать не буду.
Мы разошлись с Сергеем в 18-ом году — слишком разно легли наши дороги. Но я любил этого казненного дегенератами мальчика искренне и болезненно.
И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаженную правду и назвать палачей и убийц — палачами и убийцами, черная кровь которых не смоет кровавого пятна на рубашке замученного поэта».
Если что и поражает в этом некрологе, так этот только та смелость, с какой автор «Бронепоезда 14–69» назвал вещи своими именами.
«В доме, где я живу, — вспоминал профессор-патофизиолог Ф. А. Морохов, — проживала семья старых питерцев, которые рассказывали мне, что их родители работали в гостинице „Англетер“, в то время называвшейся „Интернационал“ и бывшей в ведении ГПУ. Отец — кучером, а мать уборщицей.
Они рассказывали, что когда погиб Есенин, то все служащие гостиницы говорили о его убийстве. Но на фоне официальной версии о самоубийстве поэта все разговоры об убийстве заглохли».
То же самое касается и следствия, которое то же очень быстро «заглохло».
Впрочем, если называть вещи своими именами, то следствия как такового вообще не было.
Была имитация, а некоторые детали и по сей день выглядят более чем странно.
Начем с того, что комендант гостиницы вызвал милицию в 10 часов 30 минут утра.
И сразу же возникает простой вопрос: а что он делал утром у есеневского номера Эрлих?
Не получив ответа на свой стук, он сразу же вызвал коменданта, который сразу же забил тревогу. Ему не могло и в голову придти то, что сильно пивший Есенин просто мог спать после очередного возлияния.
А теперь скажите, что бы сделали вы, если бы вам не открыли на ваш стук?
Правильно, ушли бы и вернулись бы через час. И только потом, узнав, что постоялец никуда не выходил, почувствовали бы тревогу.
А тут — нет! Не открыл — сразу в милицию!
И милицию вызвал тот самый комендант, которого срочно вызвали из дома на работу в одиннадцать часов вечера предыдущего дня!
Представляете, что должно случиться в гостинице, чтобы ее директора вызвали в нее поздно ночью?
Как миниму пожар!
Да и была ли вообще закрыта та дверь в пятом номере в ту ночь и утро?
Не волновало сыщиков и то, почему у повесившегося была проломлена голова.
Объяснили они это весьма просто: сам ударился о трубу!
Первое, на что следовало обратить внимание, состояние замков двери, запоров на окнах, наличие ключа в замочной скважине.
Не указано, в каком состоянии находились вещи в номере: лежали они аккуратно или были разбросаны.
Ничего не ясно об одежде на теле покойного. Была она порвана, расстегнута, спущена или находилась в нормальном и аккуратном состоянии.
Наблюдались ли пятна крови или какие-то иные пятна на полу, столе, кровати. Каким предметом была порезана рука у трупа.
Где поэт взял верёвку, чтобы осуществить акт суицида. На акте не указано время его составления. Нет также отметок о начале и окончании следственных действий.
Непонтяно, почему Троцкий в своем некрологе Есенину назвал датой его гибели 27 декабря, в то время, как в акте судебной экспертизы записано: «Смерть наступила от 3 до 4 утра 28 декабря».
Возможно, это делалось для прикрытия поэта-имажиниста Вольфа Эрлиха, сотрудника ЧК. Он был последним, кто видел Есенина живым.
В компании друзей он был вечером 27–го у поэта, потом они разошлись.
Эрлих якобы забыл портфель и вернулся к Есенину около 8 вечера. Всю ночь затем провел с известными ленинградскими литераторами, снискав себе «алиби».
Но если поэт убил себя на рассвете, то к Эрлиху вопросов у следствия не было.
А глаза? Так, в Акте написано, что «зрачки в норме». А в записях секретаря похоронной комиссии известного писателя Павла Лукницкого черным по белому записано, что «один глаз навыкате, а другой — вытек».
Ленинградец Н. Н. Браун со слов отца, литератора Николая Брауна, выносившего тело Есенина из гостиницы, говорил о травме шейных позвонков и вытекшем глазе.