Более того, именно тем, что ему чего-то там не давали, превращало его в тот самый символ вызова власти, которого так не хватало в России.
Вознесенский? Евтушенко? Рождественнский?
Да, для Советского времени это были громкие имена, но только для времени, а не для народа.
Да и как можно было верить поэтам, которые печатались во все времена?
Только одно то, что тебе давали печататься, уже говорит о многом. И в первую очередь о том, что во всех этих случаях решались вопросы быта, но никак не бытия.
А именно в этом призвание и назначение великого Поэта и Гражданина.
Я пел, когда мой край был болен…
«Самое сильное впечатление от песни — „Охота на волков“, — рассказывал Шемякин, — я услышал её у Галича и был потрясён.
В песне не было ни одной фальшивой ноты, в ней было все — ритм, цвет, композиция, гармония. А какой духовный напор!
Речь шла об облаве на наше поколение бунтарей, инакомыслящих. Гениальная вещь!»
При жизни Высоцкого не напечатали ни одной его строчки, но никто и никогда не слышал из открытых окон чтения стихотворений вышеперечисленных стихотворцев.
Да и в передвижениях по миру Высоцкого никто не стенснял.
Да и на француженке тогда мог жениться далеко не каждый желающий.
Я уже не говорю о концертах, которые делали Высоцкого, если и не богатым, то, во всяком случае, весьма состоятельным по советским меркам человеком.
И живи он в наши дни он бы докатиться до современных юмористов, которые, будучи лишены возможности острить по поводу дифицита джинсов, все свои сомнительные способности употребляют на пошлые скетчи о тещах и убогих намеках на половые органы.
Конечно, в водке Высоцкий мог видеть отдушину, позволяющюю ему, пусть и на короткое время, забыть о ролях, стихах и концертах.
Не творческим людям очень сложно понять, что талант это не только дар Божий, но и тяжелый крест, за который практически каждый его обладатель рано или поздно расплачиваеться.
Попробуйте проходить несколько недель с одной и той же неполучающейся рифмой в голове, и вы пойемете, что это такое!
И далеко не случайно великий Чайковский жаловался одному их друзей на то, что его буквально посюду преследуют мелодии.
Как это ни печально, но никакие рыбалки и теннисы не смогут дать в таких случаях необходимого расслабления, без которого просто невозможно жить и работать.
И до поры до времени водка такое расслабление давала. Хотя и алкоголь имеет, как и все на этом свете, оборотную сторону.
Привыкание, а затем и зависимость.
Любой пишущий в определенные моменты испытывает необыкновенный подьем, которые могут давать только Божественные Силы.
Но потом наступает расплата за то, что тебе было дано, своеобразный обратный удар судьбы, искуплние, которые не многие могут перенести без последствий.
Более того, алкоголь в известной степени и стимулировал творчество.
«Иногда, — вспоминал Кожемякин, — Володя приезжал ко мне прямо из аэропорта, чтобы показать новые песни.
Нас объединяло страстное желание обрести красоту и справедливость существования, возбудить это чувство в людях.
Обоих била судьба, и потому особенно хотелось прорваться и найти всё-таки свет истины.
Не скрою, нередко формой нашего протеста становился алкоголь.
Он обостряет чувства, и восприятие мира становится ярче, образнее, что сказалось, наверное, в песнях Володи и в моих графических листах».
Хотя Марина Влади объясняла их дружбу гораздо проще.
«Единственная ваша точка соприкосновения, — говорила она, за исключением таланта, — это любовь к диким попойкам».
И ничего удивительного здесь нет, алкоголь такой же наркотик, как и никотин и кофе.
И я знал одного писателя, который не мог написать ни одной строки без сигареты во рту.
А Бальзак?
Пятьдесят чашек кофе в день, это ли не самоубийство?
И в том, что Высоцкий перешел на накротики, не было ничего удивительного.
«Я, — рассказывал близкий друг поэта Валерий Янклович, — много говорил с Володей на эту тему.
Он мне сказал:
— Вот ты не был на Западе, а там все творческие люди это делают. Это ведь стимулирует творчество. Я же не злоупотребляю, а только для поддержания формы. И мне это помогает…»
Впервые морфий ввели Высоцкому для снятия страшных почечных болей.
Впрпочем, кто знает, может быть, именно с помощью наркотика хотели облегчить его выход из очередного тяжелого запоя.
Произошло это приблизительно в конце 1975 года. Высоцкий давно мечтал избавиться от пристрастия к спиртному, которое владело им с юности.
Морфий показался поэту безвредной заменой алкоголя.
— Это был своеобразный химический костыль, — объяснял Станислав Щербаков, врач-реаниматолог из НИИ Склифосовского, не раз оказывавший поэту медицинскую помощь.
О том, что новый «костыль» куда опаснее алкоголя, не подозревал ни сам Высоцкий, ни его близкие.
Мать Высоцкого доверчиво радовалась в 1976 г., что Володя «не пьет — ему теперь и не нужно, он сам научился делать уколы».
Думала, что сын колет себе витамины…
Понятно, что неумеренное употребление алкоголя и наркотиков не проходит бесследно.
Не могло оно пройти бесследно и для Высоцкого, каким бы сильным и воелвым он не был от рождения.