В июне 1937 года Сталин включил Блюхера в состав Специального судебного присутствия, осудившего на смерть группу высших командиров Красной Армии во главе с маршалом Тухачевским.
В 1938 году, в связи с обострением ситуации на дальневосточной границе, ОКДВА была преобразована в Дальневосточный фронт, командующим которого назначили Блюхера.
В июле-августе 1938 года войска фронта вели бои с японскими захватчиками в районе озера Хасан, нанеся поражение агрессору.
Сразу после окончания конфликта Блюхера вызвали в Москву.
Главный военный совет, на котором присутствовали К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, В. М. Молотов. И. В. Сталин и другие, отметил, что в боях у озера Хасан выявились «огромные недостатки в состоянии Дальневосточного фронта».
Блюхера отстранили от командования Дальневосточным фронтом, а 22 октября 1938 года арестовали.
В тюрьме он подвергался пыткам и избиениям. 9 ноября 1938 года Блюхер умер в Лефортовской тюрьме.
Уже посмертно, 10 марта 1939 года, задним числом Блюхера лишили звания маршала и приговорили к смертной казни за «шпионаж в пользу Японии», «участие в антисоветской организации правых и в военном заговоре».
В марте 1956 года Главная военная прокуратура сообщила сыну Блюхера, что обвинения против его отца «сфальсифицированы врагом народа Берия и его сообщниками».
В 1956 году Василия Константиновича Блюхера посмертно реабилитировали.
«Блюхер много пил, — писал генерал армии А. В. Хрулев в справке, адресованной Генеральному прокурору Р. А. Руденко. — Но это не мешало ему оставаться порядочным человеком. С товарищами по работе вел себя достойно. Был требовательным, но не унижал людей».
А вот что говорил о пьянстве Блюхера на расширенном заседании Военного Совета при наркоме обороны 2 июня 1937 года сам Сталин:
— И вот начинается кампания, очень серьезная кампания. Хотят Блюхера снять. Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо. Ну, что еще? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну, сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадает. Наконец, созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик как мужик, неплохой. Мы его не знаем, в чем тут дело. Даем ему произнести речь — великолепно. Поставить людей на командную должность, которые не пьют, и воевать не умеют — нехорошо…
Когда читаешь эту более чем странную речь, становится окончательно понятным, почему летом сорок первого года наша армия терпела столь страшные поражения.
И чего стоит только одна фраза: «Ну, сегодня не понимает, завтра поймет!»
Ведь речь шла не о поваре, приготовившем плохое блюдо, а о командующем армии на Дальнем Востоке.
А ларчик, как всегда открывался просто.
Блюхер в кругу друзей и сослуживцев пользовался репутацией «сталиниста».
В своих выступлениях на официальных мероприятиях привычно славил Сталина.
Остается только добавить, что на место все критиковавшие Блюхера высшие военные рекомендовали Тухачевского, Уборевича, Якира, Корка, Эйдемана, Фельдмана иПутну.
То есть, всех тех, кого Сталин ненавидел, и кто очень скоро окажется в ряду шпионов и заговорщиков.
И у Блюхера не дрогнула рука, когда он подписывал смертный им приговор.
Мало чем отличался от перечисленных выше людей и другой ставленник Сталина секретарь ЦК ВКП(б) и МГК А. С. Щербаков.
При всей своей загруженности делами, Щербаков был постоянным участником ночных попоек, которые устраивал у себя на даче «вождь партии и советского народа». И пил до дна, чтобы вызвать одобрение Сталина.
«Мы, — вспоминал Хрущев, — все возмущались Щербаковым, потому что не хотели пить вино, а если пить, то минимально, чтобы отделаться от Сталина, но не спаивать, не убивать себя.
Щербаков тоже страдал оттого же.
Однако этот злостный подхалим не только сам подхалимничал, но и других толкал к тому же.
Сталин, правда, говорил другое: что дураком был — стал же выздоравливать, а потом не послушал предостережения врачей, и умер ночью, когда позволил себе излишества с женой.
Но мы-то знали, что умер от оттого, что чрезмерно пил в угоду Сталину, а не из-за своей жадности к вину».
Л. П. Берия был более категоричен.
«Щербаков умер потому, — говорил он, — что страшно много пил. Опился и помер».
В конце сталинского правления, а в особенности после смерти вождя, пить стали еще больше.
Хрущев, несмотря на то, что возмущался сталинскими обедами, продолжил практику решения деловых вопросов во время обедов с возлияниями.
«При Хрущеве, — вспоминал Михаил Смиртюков, — выпивка стала обычаем.
Обычай привился по всей стране. Приезжаешь в область, и за обедом или за ужином обязательно стол ломится от напитков.
Мы с Косыгиным были в Казахстане, так там местные руководители накрыли для нашей встречи стол на пятьдесят человек. А нас было пятеро. Косыгину это страшно не понравилось».
Тем временем до руководящих высот поднялись многие проспиртованные в годы войны руководители предприятий.
Рассказывали, что как-то на обед к Сталину был приглашен заместитель наркома угольной промышленности Александр Засядько, известный любовью к выпивке.
Сталин предложил ему выпить водки из фужера.