Утопия на марше. История Коминтерна в лицах

Вошедший в нее Троцкий поставил во главу угла не всемерное ускорение германской революции, на чем настаивал Зиновьев, а государственные интересы нэповской России, не готовой к новому военному столкновению с западными державами. Об этом свидетельствовало его письмо заместителю Э. М. Склянскому по горячим следам обсуждения германского вопроса. В нем он подчеркивал, что «все усилия нашей дипломатии должны быть и будут направлены на то, чтобы немецкая революция не осложнилась международными военными конфликтами». Следует отдавать себе отчет в том, что антантовская интервенция в Германии станет «только вступлением к удару против Советского Союза», который следует оттягивать на возможно поздний срок[998]. В переводе на понятный массам язык это означало, что, задушив германскую революцию, Антанта не остановится на ее восточных границах. Не прошло и пяти лет после окончания Первой мировой войны, а перед народами Европы вновь возникал все тот же призрак.

Чтобы как минимум обезопасить Советскую Россию от удара с запада, Троцкий внес предложение о том, чтобы сделать польскому правительству «открытое демонстративное предложение» о заключении договора, подразумевавшего невмешательство в германские дела в случае начала в этой стране революции. Чтобы усилить давление на Польшу, он подготовил проект приказа по Красной армии, который требовал от нее быть готовой к конфликту с соседней страной.

^{Протокол № 1 совместного заседания пленумов ЦК и ЦКК РКП(б), в ходе которого разбирался вопрос о внутрипартийном положении в связи с письмами Л. Д. Троцкого}

^{25–27 октября 1923}

^{[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 104. Л. 1]}

Большинство членов Политбюро охладило пыл наркомвоенмора, выступив против публикации приказа в советской прессе. Прошло еще всего несколько недель, и усилиями Сталина эта довольно ординарная инициатива была возведена в ранг легкомысленной авантюры, характерной для «политики волевых импульсов» Троцкого: «Мы не можем в данный момент делать такие предложения, которые могут выставить нас как застрельщиков разрыва и инициаторов войны с Польшей, привести нас к разрыву или полуразрыву еще до наступления германской революции»[999].

Очевидная и довольно безыскусная дискредитация Троцкого свидетельствовала о том, что восемь членов Политбюро, подписавшихся под ответом на его заявление от 19 октября 1923 года, далеко не были уверены в своем превосходстве. В их памяти еще свежа была горячая речь Троцкого на заседании пленума ЦК 25 сентября о том, что нынешний состав ЦК КПГ «проникнут фатализмом, ротозейством», а его бездеятельность обрекает на гибель назревающую германскую революцию[1000]. Критикуя (отчасти заслуженно) пассивность немецких коммунистов, Троцкий думал о своей собственной судьбе — об этих словах можно было бы напомнить в случае их политического провала, заработав серьезный капитал. В том же духе ленинского активизма образца 1917 года (не так страшно забежать вперед, как плестись в хвосте событий) было выдержано и его требование о назначении точной даты начала германской революции[1001].

Ценой немалых усилий[1002] Троцкому удалось провести свою точку зрения — постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 4 октября предписывало немецким коммунистам завершить подготовку вооруженного восстания к 9 ноября, пятой годовщине свержения монархии Гогенцоллернов. Последним, кто сдался в этом вопросе, был Карл Радек. Согласившись с «назначением терминов революции», он отметил важность правильного выбора оптимального момента, «когда совпадает стихийное движение пролетариата с организованным выступлением боевых сил партии»[1003].

Однако даже новый приступ мировой революции не примирил наследников еще живого Ленина. Сторонники Троцкого подписали так называемое письмо 46-ти, которое стало предметом острого обсуждения на октябрьском пленуме ЦК РКП(б). Масла в огонь разгоравшегося конфликта добавил Карл Радек, написавший перед отъездом в Дрезден заявление в поддержку Троцкого, выглядевшее как ультиматум Коминтерна, обращенный к партии большевиков[1004]. После его появления Клара Цеткин обратилась с письмом к Зиновьеву, потребовав изложить суть имеющихся разногласий. Зиновьев в очередной раз решил перестраховаться, обратившись за поддержкой к… самому Троцкому: «Она указывает на то, что эти разногласия кровным образом затрагивают и немецкую партию… Пока что я ответил ей только по телефону, что бывшие расхождения на пленуме ЦК ликвидированы. Но она настаивает на личном разговоре по этому поводу»[1005].