Утраченное кафе «У Шиндлеров»

Судья назначил расследование. Изучая историю семьи Дубски, дознаватель отметил, что Луизу всегда называли ярым врагом нацизма, и до 1938 года, и после, тогда как ее муж до аншлюса имел некоторое отношение к запрещенной законом нацистской партии. Однако, по словам опрошенных, Эгона не считали «полностью психически здоровым» (vollwertig). Он, скорее всего, не понимал, что делает. Как отметил дознаватель, собрать информацию было трудно, а свидетели были весьма немногословны.

Но 15 июня 1946 года колесо повернулось и для Франца Гутмана, когда-то купившего бизнес Дубски. Государственный обвинитель полагал, что дело получит большой общественный резонанс: считалось, что Гутман очень обогатился при нацистском режиме, а теперь пытался скрыть свое прошлое. Для него Луиза составила длинное заявление, в котором описала вечера в кабачке у Гутмана, которые посещали гауляйтер Гофер и прочие высокопоставленные нацисты. Она отметила, что Гутман был крупным поставщиком вина для нацистов высшего эшелона, в том числе и присутствовавших при расстреле Эгона. Прямо она ничего не сказала, но дала понять, что усматривает связь между поставками вина и причинами гибели мужа.

Гутман попробовал сопротивляться. Он утверждал, что реституция недействительна, потому что всем было известно, как Эгон добивался благосклонности нацистов; но в судебном заседании было установлено, что это заявление не имеет отношения к процессу. Судья отметил, что заигрывания Эгона с нацистами можно счесть признаком слабости характера или дурновкусия, не принесшего в конечном счете пользы ни ему, ни Луизе.

Убийца Эгона, Вернер Хиллигес, находился в розыске. Шеф гестапо был арестован в 1946 году, а в 1948-м осужден французскими военными властями за это преступление. Он был приговорен к пожизненному заключению и каторжным работам. К середине 1950-х годов, однако, жажда мести значительно ослабла, и, к моему крайнему удивлению, в декабре 1955 года Хиллигес получил президентское помилование. А через месяц покончил с собой.

Инсбрук, лето 2019 года

Я сошла с проторенных дорожек и отправилась в ту чаcть города, где нечасто встретишь туристов и даже футбольных болельщиков, хотя она расположена совсем рядом с центром. Улица, на которой я стою, называется ни больше ни меньше как улица Святого Духа, или Хайлиггайстштрассе (Heiliggeiststrasse). Я ищу то место, где мог быть старый магазин Леопольда Дубски, и обнаруживаю, что он все еще там – ну, если и не точно он, то его версия.

Конечно, над входной дверью уже нет вывески с этой фамилией, но все равно здесь до сих пор делают и продают бренди и шнапсы. Фасад выкрашен в темно-красный цвет, а в витрине стоят прессы для фруктов, бутылки, несколько деревянных ящиков с отверстиями для бутылок, в модном сейчас стиле шеббишик. Через стеклянную дверь я заглядываю внутрь. Интерьер очень похож на обычную аптеку; бутылки с чистым спиртом стоят на отполированных полках темного дерева.

Я толкаю дверь и обнаруживаю, что она заперта. Магазин закрыт на обед, но из служебного помещения выходит женщина и, отложив в сторону бутерброд, открывает мне. Я подозреваю, что сегодня я единственная посетительница и она боится меня упустить. Я вхожу и объясняю, что этот бизнес основал мой двоюродный прадед Леопольд.

Она озадаченно смотрит на меня и признается, что мало знает об истории этого места; но, услышав мою фамилию, указывает на запыленную бутылку ванильной настойки, стоящую на полке. На стеклянном раритете сохранилась оригинальная наклейка «С. Шиндлер». Этой бутылке, как будто наблюдающей за жизнью магазина, верных восемьдесят лет. Думаю, что во всем Тироле из тысяч бутылок алкоголя, который производили Шиндлеры, сохранилась только она одна. Меня интересует, кто и зачем умудрился сохранить ее. Я спрашиваю, можно ли осмотреть подвал и производство, но получаю ответ, что они закрыты для публики.

В 2019 году над старым магазином Дубски была вывеска с фамилией Лауда, и она была для меня не пустым звуком. Я встречала ее в отцовских бумагах: на красивой красно-черно-золотой этикетке клубничного ликера (Himbeergeist) она была напечатана черными косыми буквами поверх написанной белым фамилии «С. Шиндлер». Сами кусты изображены очень подробно, как в ботаническом справочнике: видна каждая прожилка на листьях, крошечные пушинки на стебельках, которые служат фоном для роскошных спелых ягод, соблазнительно нависающих над буквами.

Но мне было не совсем понятно, почему фамилия Лауда появилась на этикетках поверх моей родной фамилии. Курт вскользь, не вдаваясь в подробности, упоминал об этой семье. А может быть, я и в тот раз не слушала. Только оказавшись в земельном архиве Инсбрука, я собрала все воедино.