Заявление от имени Гуго и Петера было сделано в январе 1947 года и представлено их юристом Штейнбрехером. Гуго тогда еще проживал в Лондоне и не мог приехать без гарантий возврата собственности. Дело оказалось более запутанным, чем ожидали Гуго и его юрист.
В Инсбрукском земельном архиве я разыскала заявление, поданное в суд в 1948 году, с описанием событий десятилетней давности. Документ был составлен на желтоватой бумаге, скреплен красивыми зелено-сине-пурпурными печатями в виде орлов, удостоверявшими уплату судебного сбора в сумму 48 шиллингов. Взгляд прямо ласкали название австрийской денежной единицы, имевшей хождение до 1938 года, и возвращение тирольского орла после утыканных свастиками кип документов, которые я успела просмотреть.
В документе Штейнбрехер объяснял, что представляет интересы Петера и Гуго в их иске против Франца Гофера, которого он весьма обтекаемо назвал «экс-гауляйтером Тироля и Форарльберга, местопребывание которого в настоящее время неизвестно», причем банк Sparkasse выступал вторым ответчиком.
Дело шло не только о возвращении виллы вместе с садом, но и о выплатах за пользование ими с даты заселения Гофера (15 июля 1938 года) до занятия их американскими оккупационными войсками (5 мая 1945 года), а также всех понесенных расходов. Штейнбрехер утверждал, что Sparkasse также несет свою долю ответственности, так как банк оказался недобросовестным приобретателем собственности, которую перепродал потом Гоферу.
Когда я прочла письменные доказательства, представленные Штейнбрехером и Гуго, то поняла, что из всех сложных послевоенных дел по реституции это было одним из самых легких; виллу и сад, конечно, нужно было вернуть законным владельцам как можно скорее. Перелистывая последние страницы в папке с делом, я с удивлением обнаружила объемистую пачку переписки, в том числе и обращение к защитнику, написанное лично Гофером 23 февраля 1948 года.
Как получилось, что человек, находившийся тогда в Дахау, всячески сопротивлявшийся экстрадиции в Австрию, сумел дать подробные указания своему назначенному судом юристу? Я, сама юрист, полностью согласна с тем, что все обвиняемые подлежат защите в
Гофер писал, что мысль о покупке виллы у Sparkasse появилась у него только в 1939 году, когда ей уже требовался ремонт. Он утверждал, что если бы с самого начала хотел купить виллу, то не стал бы заключать договор аренды. Я увидела в этом попытку закамуфлировать истинный смысл посредничества Sparkasse: Гофер категорически не желал вступать в прямую сделку с двумя евреями.
Далее Гофер утверждал, что, так как Гуго в Тироле уже не было, он своими действиями спасал его имущество. О собственной роли в высылке из Тироля Гуго и Эриха он умолчал. В качестве свидетелей он предлагал привлечь не только своих жену и мать, но и бывшего министра внутренних дел Фольке, который, впрочем, тоже скрывался от правосудия. Гофер яростно отрицал, что шантажировал Гуго и Эриха, заставляя продать их собственность. Он утверждал, что арест Гуго и захват его собственности произошли раньше, чем он прибыл в Тироль. Он допускал, что кто-то из нацистов мог дать его юристу Ульму указание приобрести дом для партии, но заверял, что не имеет к этому никакого отношения. Если ему хотелось купить виллу с участком, зачем тогда было заключать договор аренды со Sparkasse и входить в Министерство внутренних дел с ходатайством о соответствующем пособии? Он утверждал, что Sparkasse ссудил бы его деньгами на покупку, если бы он хотел совершить ее немедленно. И действительно, Гофер дерзнул заявить, что совершенно ничего не знал о переговорах между Sparkasse, Гуго и Эрихом.
Гофер заявлял, что делу о реституции недостает убедительности. Он не верил, что Ульм мог быть замешан в шантаже, и не считал, что ситуация вполне позволяла экспроприировать собственность. Он также утверждал, что Гуго не был против продажи, только за цену меньшую, чем предложил; и что Ульм конечно же не нарушал закона и шантажировал их только потому, что разницу в цене получил Sparkasse, а не лично он, – как бы там ни было, эти 20 000 марок нигде не нашли.
«Убийственный аргумент» Гофера был таков: он не верил, что Ульм запугивал Гуго отправкой в концентрационный лагерь, и это доказывается тем, что Гуго отказался от договора. Он заявил: «Как правило, люди не рискуют своей свободой и жизнью из-за относительно небольшой разницы в цене».