Такой психологический настрой необходимо было сознательно и старательно культивировать. Следовало отказаться от картезианской уверенности, заменив ее тем, что младший современник Вордсворта Джон Китс (1795–1821) называл «отрицательной способностью», достигаемой, когда «человек способен к бытию в неопределенности, тайнах, сомнениях, не добиваясь раздражительно логики и факта»[1532]
. Именно так в прошлом читали писания мудрецы Упанишад, даосы, конфуцианцы, буддисты, раввины, суфии или монахи-бенедиктинцы. Вместо того, чтобы стремиться овладеть окружающим миром при помощи агрессивных рассуждений, Китс был готов погрузиться в облако неведомого и непознаваемого: «Я, однако, готов писать случайно – искать частицы света посреди великой тьмы – не зная правоты ни одного утверждения, ни одного мнения»[1533]. Он утверждал, что мнений у него вовсе нет, ибо нет и его самого: кажется, Китс достиг состояния «не-я» (Господство рациональной и эмпирической мысли в современном западном обществе заставило европейских и американских христиан по-новому интерпретировать Библию. Но модерн не ограничивался Западом; колониальные державы понесли
Возможно, первыми испытали на себе воздействие Просвещения иудейские общины. Приблизительно в одно время с Первым Великим Пробуждением в Северной Америке в Польше возникли
Бешт утверждал, что в нем воплотился дух пророка Илии, а в божественных тайнах наставил его учитель Илии Авия из Шилоха. Тора, объяснял он, существует вне времени; библейские рассказы – не исторически точное описание событий далекого прошлого; в них выражается вечная реальность, существующая в настоящем[1536]
. Хасид должен открыться тексту и сквозь буквальное значение слов увидеть божественное. Так же следует хасидам смотреть и сквозь покровы природного мира, созерцая обитающее в нем Присутствие Божье. Молитва хасидов с самого начала была бурной, шумной и эмоциональной, однако, в отличие от Первого Великого Пробуждения, в ней звучал кенозис и радостное приятие вездесущности Божества, а не невротическая сосредоточенность на личном спасении. Эта духовность, порожденная правым мозговым полушарием, была глубоко созвучна Другому и не конфликтовала с воплощением. Свое богослужение хасиды сопровождали странными, дикими жестами; они молились целостно – и душой, и телом. Они хлопали в ладоши, трясли головами, били ладонями по стене, раскачивались взад и вперед, и все эти телесные движения создавали в них новое психологическое сознание священного и духовного благоговения. Все существо хасида должно откликаться на божественное присутствие так же, как откликается язык пламени на каждый порыв ветра. Хасиды даже кувыркались в синагогах, физически переворачивая вверх дном свое «я». «Когда человек поражен гордостью, – объяснял один хасид, – пускай перевернется вверх тормашками!»[1537]