Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)

— Не расстраивайся, — Мила поцеловала меня в щеку. — Для следующего захода и потоньше сообразишь.

— Да мне туда вообще теперь не сунуться, слишком явно будет! Хотя…

— Давай, давай! — подбодрила Мила.

— Всё равно я должен их с Акимовым свести, так зачем ходить словно коту вокруг горячей каши…

— Ну?

— А вот, явиться туда опять, в ресторанчик — и сразу карты на стол: так, мол, и так, знаю, что вы за птицы. И есть у меня приятель, прогрессивный олигарх, желает с вами познакомиться.

— Убьют! — вздрогнула Мила.

— А как иначе? Тут уж — либо пан, либо пропал.

Миле такая идея не понравилась:

— Другого ничего не придумаешь? Чтобы втереться к ним понемножку?

— Не с моей головой. Аналитик-то я, может, и сильный, но какой из меня шпион! Соображалки нет, а всё образование — из советских детективов. Видела бы ты, как я следы путал, когда из ресторанчика этого к тебе возвращался: сначала такси поймал, потом в метро нырнул, там дважды платформы перебегал и в разные стороны ехал, прежде чем на твою ветку перейти. Вот посмеялась бы!

— Хорошенький смех… А с чего ты взял, что Акимов — прогрессивный?

— Ну, сказать разумникам хоть что-то надо. Я же сам пока не знаю, с какого бодуна его вдруг в подполье потянуло. Только догадываться могу. И вообще, он хоть олигарх, но на человека немного похож. Остальные-то — обезьяны.

— Боюсь я, — пожаловалась Мила.

— Тут уж бойся, не бойся…

— Простите, вы не подскажете, как отсюда мне добраться до Пяти Углов?

Я обернулся — и на миг замер от удивления: вопрос прозвучал на чистом русском языке, да еще с теми интонациями, по которым почти без ошибки можно отличить исчезающую породу интеллигентов, а между тем оказавшийся рядом со мной человек был внешне типичным "гостинцем" — темноликим, скуластым среднеазиатом с монгольскими глазами. Кажется, он уловил мое замешательство: улыбнулся виновато и сочувственно.

Мы стояли на Дворцовой набережной, пустынной в этот промозглый день февраля. Я здесь оказался потому, что с утра долго крутился вокруг "Евгения и Параши", собираясь с духом и мыслями. Да так и не расхрабрился, так и не сложил в голове решительного обращения к Ратмиру Филипповичу. И от проклятого ресторанчика на Литейном ноги сами отнесли меня к Неве, к Зимнему, где я не был давным-давно.

Возможно, подсознательно меня увело сюда неизбывное ощущение слежки. На набережной я чувствовал себя не так напряженно: "хвост" на ее открытом пространстве был бы заметен c большого расстояния. Наверное, и на приближение этого "гостинца" я не обратил внимания оттого, что мельком заметил его еще издалека и тут же о нем забыл: его облик никак не вязался с образом преследователя.

— До Пяти Углов? — переспросил я со странным ощущением.

Конечно, мне много раз приходилось говорить с "гостинцами", но до сих пор всегда казалось, что мы разговариваем сквозь невидимую стену. По одну ее сторону были наши — я, Билл Шестак, Мила, Акимов, даже Сапкин, по другую — все они, для нас почти слитная масса. А уж как они там сами разделяют друг друга на нации, племена, кланы и отдельных людей, — их проблемы. В последние десятилетия такие настроения стали всеобщими, хотя для интеллигентного русского признаваться в подобных мыслях считалось не вполне приличным. Однако сейчас между мной и приблизившимся "гостинцем" не возникло ощущение стены. Мы оба стояли открытые друг другу, и было это любопытно и тревожно.

— Да, — кивнул "гостинец", — слышал название, хочется посмотреть. Я в России уже двадцать лет, а в вашем городе впервые.

— Почему не купили электронный путеводитель?

— Купил, поставил, — "гостинец" даже поднял, показывая мне, левую руку с телефоном, где на экранчике переливался фрагмент карты. — Но там современный город, а мне интересен подлинный Петербург. — Он вытащил из кармана потрепанную книжицу, явно советских времен: — Вот, хожу сейчас по набережной и сверяюсь со старыми фотографиями. Пытаюсь представить, как бы всё здесь выглядело, если бы вокруг не торчали эти новые коробки и башни.

Я подумал, что в тех редких случаях, когда оказываюсь в центре города, сам поступаю так же. Только мне, выросшему здесь, не нужны иллюстрации в старых книгах. Еще подумал о возрасте моего собеседника: лет сорок с небольшим. И еще почему-то — о его национальности: скорей всего, казах или киргиз. Осторожно спросил:

— А где вы постоянно в России живете?

Он чуть смутился:

— Далеко отсюда, в Бурятии.

— И никогда не хотели перебраться в европейскую часть?

— Хотел, — "гостинец" опять виновато улыбнулся. — Но для меня там лучше.

Он мог не пояснять. Конечно, в бурятской глубинке он выделялся меньше. Но стоило ли — с его-то чистейшим русским языком — испытывать комплексы по поводу своей внешности? Сейчас, когда в том же Петербурге кого только нет, а скинхедов придавили. Впрочем, разве дело в скинхедах?

Я спросил:

— Кто вы по специальности?

— Инженер-теплотехник. Работа для меня в России есть везде.