«Уцелевший» и другие повести

Я стараюсь мышкой, мышкой незаметно проскочить мимо Михалыча. Когда я прохожу мимо его «стекляшки», он все же поднимает на меня взгляд из-под очков, книги и настольной лампы. Я отворачиваюсь от него и делаю вид, что я просто в туалет.

Я поднимаюсь по ступенькам лестницы, держусь за перилу. Лестница какая-то типа мраморная, и перилина такая же, прохладная и широкая. На площадке второго этажа направо – большой физико-математический абонемент и туалеты, налево – краеведческий абонемент и кабинеты администрации. Мне налево.

Вдоль длинного коридора темные двери идут только по одной стороне. В конце коридора – окно. Городской свет оттуда просачивается к нам, и немного звуки. Я начинаю бояться, что шаги у меня будут гулкие. Я подхожу к Юлиной двери и стучу.

– Да! – Юлин голос из-за двери.

Я захожу и закрываю за собой дверь. Юля полусидит одним бедром на столе ко мне спиной. В одной руке у нее широкий бокал, как под шампанское, с чем-то прозрачным, а свободной рукой она в чем-то копается на столе, мне за ее спиной не видно. Свечка у нее на столе стоит низенькая, но широкая, красная, на специальном металлическом блюдце – видно, своя.

– Заходи! – говорит мне Юля, полуобернувшись и улыбаясь.

Я вижу за ее спиной, что она перебирает рассыпанные на столе диски, подставляя под свет свечи то один, то другой.

– Что ты ищешь? – спрашиваю я.

– Сейчас, погоди… – говорит она не оборачиваясь и отпивает из бокала.

– Хочешь мартини? – спрашивает она, опять полуобернувшись.

– Нет, – говорю я.

– У нас тут с Маргаритой сам собой бар образовался, – говорит она. – Вон там, в нижнем шкафу.

Я обхожу стол не с ее стороны, присаживаюсь на корточки и открываю шкаф. Там стоят мартини, «Ред Лейбл», какой-то армянский коньяк прямо в высокой коробке, «Парламент» и за ними что-то еще, я не вижу.

– И откуда у вас столько всего? – спрашиваю я.

– Да оно, знаешь, как-то само собой оседает, – отвечает она. Она встает с диском в руке, отпивает из бокала, ставит его на полку шкафа, потом подходит к CD-проигрывателю и нажимает на нем большую кнопку. Дисплей в полутьме загорается приятным голубым светом.

– А что, разве свет есть? – спрашиваю я, от ожидания чего-то очень серьезного не удивляясь.

– Да, давно дали. Но мы же не будем включать? – она полуспрашивает, полуутверждает, улыбнувшись мне.

Только вот сейчас у меня в горле что-то отрывается и по пищеводу падает вниз. Я порываюсь убежать, но, конечно же, нет. Начинает играть тихая хрустальная музыка.

– Что за музыка? – спрашиваю я.

– Фрэнк Синатра, «Killing me softly». Слышал такую?

– Нет, – отвечаю я.

– Это я у Олега из машины стырила, ради одной этой песни, мне очень нравится… – Олег – это муж. – Черт, где же тут было «Зациклить»… – Юля, приблизив голову к проигрывателю, читает подписи под кнопками.

– А, вот! – она тыкает какую-то маленькую, поворачивается, подходит ко мне, кладет мне руки на плечи и целует. Легко так, по-птичьи, прикасается своими губами к моим.

Я обхватываю ее головку и отвечаю ей. Под моими руками головка у нее такая маленькая, кругленькая, потому что волосы сзади стянуты в длинный хвост. Чтобы целоваться со мной как следует, Юля становится на цыпочки. Глаза у нее закрываются, и в этот момент она становится похожа на маленькую девочку с хвостиком. Меня накрывает волна какой-то жалости, какого-то умиления, она мне сейчас кажется такой беззащитной. Я над ней стою, как чудовище над красавицей – такой большой, такой сильный; мне кажется, что я сейчас нечаянно могу ей что-нибудь сломать. Юля целуется медленно и как-то смакуя, она словно хочет всего меня попробовать. Я опускаю руки ей на попу; ягодицы у нее до удивления маленькие, умещаются у меня в руках.

Вот уже кажется, что волна должна схлынуть, но она накатывает снова и снова; у меня появляется чувство, что меня сейчас разорвет этой волной. «Юлечка, милая… Девочка ты моя маленькая… Господи, как же я тебя хочу!» – я вижу в полутьме ее закрытые глаза и улыбку, обращенную куда-то вовнутрь, и мое горячее дыхание шепчет ей прямо в открытый рот. Она по-прежнему так же методично закрывает мой рот своим, и из меня вырывается какой-то сладостный писк. Я теперь совсем не большое чудовище. Я задираю ее маечку и вижу черный лифчик, а под ними маленькие грудки. Как-то скрючившись, я приспускаю одну чашечку бюстгальтера и присасываюсь к ее груди. Я опять издаю этот писк. Лбом я вижу, как теперь она смотрит на меня сверху и беззвучно смеется.

Когда я спускаюсь руками по ее теплому животу вниз и пытаюсь расстегнуть пуговицу на джинсах, она делает еле уловимое движение бедрами, и пуговица уходит из моих пальцев.

– Ты всегда такой смелый? – спрашивает она, смеясь.

Я выпрямлюсь. Вот сейчас волна спадает.

Я думаю, что мне сейчас ей надо ответить.

– Давай лучше танцевать! – говорит она и обнимает меня, как для танца.