Какое-то время после этого они шли не разговаривая. Скрипы и дребезжание в колонне у них за спиной не прекращались ни на миг, но, если не считать единственного взрыва чьего-то хохота некоторое время назад, не слышно было ни грубых песен с речевками, ни бесконечных шуток и споров. Это верно, темп маршу адъюнкт задала суровый, но Банашар знал – эти солдаты достаточно закалены, чтобы обращать внимание на подобное. Молчание действовало ему на нервы.
Мы идем через пустыню. Здесь сейчас холодно и отнюдь не так темно, как следовало бы. Чужеродное сияние над нами словно бы что-то нам шепчет. Если прислушаться, я даже могу разобрать слова. Как они плывут к нам вниз. На всех языках мира – но, разумеется, не нашего. Какого-то иного, где сейчас с надеждой поднимают к небесам лица. «Ты здесь?» – спрашивают они. Но небеса не отвечают.
Я тем временем шагаю по нашему миру. Поднимаю лицо кверху и спрашиваю: «Вы здесь?» И слышу голоса: «Да. Мы здесь. Просто… протяни руку».
– Я тогда был жрецом трезвым, – сказал он. – Серьезным. Я внимательно слушал. И советовал.
В конце концов она все же взглянула на него, но так ничего и не сказала.
Скрипач бросил взгляд направо. Голова колонны была от него шагах в сорока к югу. Адъюнкт. Рядом с ней – жрец. За ними – двое Кулаков.
Рядом со Скрипачом сейчас шагали восемь хундрильских подростков, которых жизнь заставила оторваться от мамкиных юбок. Они приблизились к нему, заметив, что он идет один. Может быть, из чистого любопытства. Может, надеялись принять участие в чем-нибудь потенциально важном. Разведку вести, фланг прикрыть.
Он не стал приказывать им уйти. Слишком у многих в затравленном взгляде светилась робкая надежда. Погибшие отцы, братья, матери, сестры. Ничем не заполнимая пустота, лишь ветер воет. Теперь они держались кучкой слева от него, словно это он сейчас был колонной.
Он видел карту. И знал, что у них впереди. Невозможное. Без воды нам из этой пустыни не выйти. Без воды здесь найдут свой конец все ее планы. Подобно стае шакалов, соберутся боги, следом покажутся Старшие – и прольется кровь.
Увечного бога ждут чудовищные страдания – все те муки и боль, что он знал до сих пор, рядом с ними покажутся лишь прелюдией. А они станут питаться его мучениями и будут это делать очень, очень долго.
Твоими мучениями, Павший. Ты – в Колоде Драконов. Твой Дом освящен. Если мы потерпим неудачу, этот выбор окажется наихудшей из твоих ошибок. Ты будешь в западне. Страдание сделается твоим священным писанием – и этим ты привлечешь к себе, о, столь многих. Никто не любит страдать в одиночестве, и никто не любит страдать без причины. Ты ответишь обеим потребностям, сделав из них заболевание. Одновременно тела и духа. А пытки твоей собственной души тем временем будут все длиться и длиться.
Павший, я никогда не говорил, что ты мне нравишься. Но и ты никогда не говорил, что должен нравиться. Ни мне, ни адъюнкту, никому из нас. Ты просто попросил нас сделать то, что следует. Мы согласились. С этим решено. Но не забывай, что мы лишь смертные, а в грядущей войне особенно уязвимы – среди всех ее участников мы, самые хрупкие.