Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы

В некотором смысле можно даже больше сказать: мир, в котором мы живем, вмещает Божественное присутствие, и одновременно Божественное присутствие содержит в Себе весь мир. Мир – место Присутствия. Нет такого уголка, куда не проник бы свет Божий, тепло Божественной любви. Я уже приводил вам высказывание епископа Алексия (ван дер Менсбрюгге), которое меня глубоко тронуло: в сердцевине всего – полнота света, но он присутствует в мире наподобие зажженной свечи. Эта свеча – огонь и свет, чем дальше от нее удаляешься, тем слабее ощущается ее тепло и сияние. Но с того момента, как свеча зажжена, вся вселенная до самых ее удаленных уголков оказывается причастной к свету. Мы можем его не ощущать, потому что наше восприятие ограничено, но свет проникает до самых пределов мира. То же верно по отношению к присутствию Божию через Церковь, в Церкви оно есть.

Можем ли мы сказать, что мы, члены Церкви, всегда ощущаем его? Нет, не можем. Бывают моменты, когда мы оказываемся непрозрачными, неспособными его почуять, но бывают и такие моменты, когда мы неожиданно ощущаем свет, тепло, присутствие. И нам необходимо помнить: эти свет, тепло, присутствие простираются до пределов мира, и нет ни одной твари, ни одного сотворенного существа или предмета, которого бы они не коснулись.

И уже сейчас нечто, что мы могли бы переживать так глубоко, но воспринимаем так поверхностно, происходит во время Литургии. Я, вероятно, уже упоминал об этом в моих беседах. Это так дивно: освящение хлеба и вина… Что такое хлеб? Хлеб пекут из зерна, которое человек взрастил, возможно и не предполагая создавать святыню. Человек посеял зерно, оно упало на землю, было принято землей, напиталось влагой, пустило стебелек, выросло, стало колосом. И он это делал, не думая создавать ничего священного. Он мог, если был достаточно зрелым, сознавать, что взрастить живое семя – священнодействие, но мог и просто сеять зерна, чтобы иметь муку для пропитания. Но зерно – творение Божие. И пришел день, когда из горсти муки испекли хлеб, и верующие принесли его в церковь, чтобы он стал частью Литургии.

Верующие порой не до конца сознают, что делают: они приносят хлеб, но этот хлеб – животворящий плод земли, дарованный нам Богом, Который дает жизнь и самой земле, и хлебу. Его приносят в алтарь и там освящают. Что при этом происходит? Священник берет хлеб и вырезает частицу, которая является иконой Христа. Эта икона, эта частица разрезается: «Заколается Агнец Божий». И в этот момент хлеб становится трагическим образом Христа, потому что в мире, в котором мы живем, Ему была уготована смерть. Но служба продолжается, и наступает момент, когда в ответ на веру и молитвы верующих Святой Дух сходит на хлеб, и Его силой хлеб становится Телом Христовым. В каком смысле?

У А. Хомякова[57] есть слова, которые стоит вспомнить. Он говорит: когда речь идет о Теле Христовом, речь не идет о мясе (он употребляет именно это слово[58]). Хлеб становится Христом, но в каком смысле? Весь мир призван стать местом Воплощения, самим Воплощением, видимым, ощутимым, осуществленным. Когда мы смотрим на освященный Хлеб, то видим крохотную частицу тварного мира, которая теперь настолько соединена с Христом, что стала Его Телом, и Христос неразрывно соединился с этим простым кусочком хлеба. И, причащаясь, мы приобщаемся к Хлебу, который есть Сам Христос. И здесь мы видим, как из полумрака засеянного зерном поля, благодаря труду человека, который и не намеревался создавать святыни, нечто нетронутое, чистое, незапятнанное (потому что мир, в котором мы живем, – жертва человеческого греха, он не грешен сам по себе, но мученик нашей греховности) приносится обратно Богу и включается в полноту Божественного единства, которое было в начале, и еще более славного единства, которое осуществится в конце времен. Видите, насколько это дивно?! Я не могу это выразить, простите, простите! Но так прекрасно думать и сознавать, что в мире полумрака, в котором мы живем, присутствует полнота совершенства, света. Мы ее не видим, потому что слепы, недостаточно зрячи, но есть святые, которым было дано видеть.

Я вспоминаю одного русского святого. Он был священником в монастыре, но очень долго не служил, потому что имелся другой священник, а ему казалось страшным совершать Литургию. Однажды второго священника не было, и его упросили отслужить обедню. После долгих уговоров он согласился, но после ее окончания вышел и сказал: «Я служил последний раз. Если понадобится священник, найдите его где-нибудь в другом месте, потому что я не смогу еще раз пережить то, что пережил сегодня, и остаться в живых». Он вступил в мир будущего века, он увидел творение преображенным, увидел, как хлеб стал Христом, – Христом, Который неразрывно соединился с нами в Воплощении.