Позже, когда проснулась Фрэнни, он накормил ее. Она сказала, что хочет раскрашивать, и он положил на кухонный стол мелки и лист бумаги. Потом взял сумку и достал домашнее задание по английскому. Они оба работали молча. Для своего возраста она рисовала очень неплохо. Он решил, что тут она пошла в мать. Она рисовала дом, с черными ставнями и дымом, идущим из трубы. Потом она добавила женщину с длинными светлыми волосами. Сначала он решил, что это Кэтрин. Но потом появилось розовое пятно – видимо, свитер, и зеленый квадрат юбки. Он увидел голубые глаза с длинными лучами-ресницами. Вместо рта была черная дыра.
– Кто это, Фрэнни?
Она написала крупными буквами: ЭЛЛА. Когда миссис Клэр вернулась, она увидела картинку и на минуту застыла, положив руки на бедра. Она стояла спиной, и лица ее он не видел. Он подумал, интересно, что она будет делать. Моргая, словно съела что-то острое, она подняла рисунок.
– Как красиво, – сказала она, потом прикрепила листок к холодильнику и поднялась наверх.
Домой его вез мистер Клэр. Коул заметил, что он небрит, кожа его кажется жирной, глаза стеклянными. Он ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и закатал рукава. В пепельнице был косяк, и он глубоко затянулся, закашлялся и протянул косяк Коулу. Ему не хотелось, но было ясно, мистер Клэр хочет, чтобы он курил, и отказать было трудно. Теплый дым пронесся по всему телу, и он смущенно улыбнулся.
Мистер Клэр внимательно смотрел на него с выражением удовлетворения.
– У тебя есть девушка?
– Есть, да.
– Женщины, – сказал он. – Сплошная досада. Даже не ожидай получить что хочешь, тем более что тебе нужно.
Коул об этом как-то не задумывался.
– Если сомневаешься, обратись к мастерам. – Он достал книгу с заднего сиденья и протянул ему. – Хочешь узнать о женщинах – взгляни на это. Курбе. Я отметил страницу.
– Хорошо.
– Возьми с собой.
Книга была тяжелая. Он провел пальцами по корешку, тканевому переплету. Руки у него вспотели. Мистер Клэр вдруг опустил верх, и они ехали на ветру, молча. Коул видел, что восходит луна. Небо было лилового оттенка.
Дома у дяди было пусто, и он вспомнил, что Эдди повез Райнера к врачу, а Вида поехала с ними. Он поднялся на чердак, открыл книгу там, где была закладка, и был поражен. Это было изображение женщины ниже пояса. Ноги ее были раскинуты, и было видно все до самого зада, и черный холмик волос, и темную щель. Картина называлась «Происхождение мира». Он знал, что там где-то родовые пути, но все равно не понял, почему художник выбрал такое название. Картина ему не понравилась – и не понравилось, что мистер Клэр дал ему ее. Он закрыл книгу и сунул ее под кровать. Он понимал, что здорово накурился и немного не в себе, и ненавидел мистера Клэра за то, что заставил его так себя чувствовать, и за то странное, что их теперь объединяло.
Он несколько дней не был на ферме. Кажется, даже комнату не покидал. Эдди принес на подносе суп и тост, читал ему комиксы и рассказывал неприличные анекдоты. Даже Райнер с трудом поднялся по лестнице и положил тяжелую руку ему на лоб.
– Да у тебя жар, мальчик.
– Нормально все будет, – сказал Эдди.
Дни медленно тянулись, и он был рад одиночеству. Он смотрел на пляшущие тени в окне и на ползущие по стенам солнечные лучи. Он чувствовал, что преображается. Он был худой и бледный, ладони слишком большие, руки и ноги слишком длинные. Он не контролировал свои мысли и трясся, когда плакал, как девчонка.
Несколько дней спустя миссис Клэр появилась в доме дяди, она стояла на крыльце с тарелкой печенья, когда он спустился.
– Фрэнни скучает по тебе.
– Я болел.
– Вот, испекла для тебя.
Он взял печенье, поблагодарил ее, посмотрел, как она уезжает, и вернулся в постель. Потом решил, что если еще поспать, то, когда проснется, все снова будет нормально, как до гибели мамы и до того, как эти странные люди поселились в его доме.
Часть третья
Увиденное и услышанное
В последнюю неделю ноября погода сильно испортилась, небо было свинцово-серое. На стеклянном столике и металлических стульях в патио шапками лежал снег. Узкая дорога была безупречна, как сахарная глазурь на торте, на ней виднелись лишь следы оленей и кроликов, и в больших домах Чозена не горели огни. Не спали лишь местные, сельские жители. Теперь она была одной из них.
Они поехали в Коннектикут на День благодарения. Родители мужа устроили коктейльную вечеринку для близких друзей – женщины в ярких платьях и туфлях в тон, мужчины в клетчатых брюках и блейзерах. Они постоянно курили, и всю гостиную заволокло дымом. В большое окно она видела воду, плоский и голый пляж. Ей хотелось выйти на свежий воздух, подальше от этих людей, но они ведь сочтут это хамством. Она побаивалась его родителей. Из-под грогреновой[96]
ленты на голове его мать смотрела на Кэтрин так, будто та – явно не пара ее сыну. Впрочем, неудивительно – Джордж смотрел так же.