Увиденное и услышанное [litres]

На грани отчаяния она поехала к Джастин, и движение машины усыпило Фрэнни. Она остановилась на проселке – похоже, хозяева были дома. Она осторожно вылезла из машины, подошла к двери. Сердитый петух клевал ее каблуки. Она постучала по стеклу, но внутри никого не увидела.

– Джастин? – позвала она и вошла.

Из спальни доносилась музыка, что-то классическое, возможно Брамс. С кухонного стола спрыгнула кошка и напугала ее. Запах кофе. Кастрюля с супом на плите.

Она крадучись прошла по коридору. Подошла к спальне и увидела их – в постели, голых, занимающихся любовью. Джастин оседлала бедра Брэма, он держал ее бледный круглый зад широкими ладонями, и было яснее ясного, что они получают удовольствие.

Беззвучно, с бьющимся сердцем она поспешила на улицу.

К счастью, Фрэнни еще спала. Кэтрин завела машину и выехала на дорогу. Ярко светило полуденное солнце. Ехать домой казалось бессмысленным. Она какое-то время поездила по городу, который не имел к ней ни малейшего отношения. Заплакала, громко всхлипывая, словно из самой глубины души. Пришлось затормозить. «Настоящую любовь не скроешь», – подумала она и вдруг поняла, что всего этого у нее не было.

2

Это была работа нелегкая, но любимая. И любовь заставляла ее работать. Любовь же будила ее каждое утро, вела по холодному полу, одевала (в это время года – в кальсоны и брюки, старую куртку Брэма и грязные рабочие ботинки с порванными шнурками, в которых она шла по замерзшей тропке к хлеву). И именно любовь заставляла животных бесконечно отдавать. Когда работаешь с шерстью, любовь из потаенных глубин перетекает в пальцы – любовь, которую передаешь незнакомцам. Грубоватые гобелены, зеленые, мшистые, в сплетении бурых корней, черные ледяные потоки. Восход. Округлые холмы и водопады, заросли кустарника, зимние ягоды. Потому что все, что она делала – каждый шарф, каждое одеяло, каждое настенное панно, – было для нее приношением любви, а взамен она получала дар видеть красоту земли и неба.

Ее работы хорошо знали. Они имелись и у важных особ – даже у знаменитого скульптора, которого иногда можно было увидеть в городке, идущего с возлюбленной против ветра, закутанного в серое и голубое. Это ведь не просто шерсть. Главное – краска. Она использовала старинные технологии, и именно краска – и причудливое сочетание цветов и текстур – отличала ее работы.

«Шарф от Соколовой ни с чем не спутаешь», – говорили ей, так что, увидев ту девушку на парковке, она не сомневалась: на ней как раз такой. «И правда необыкновенный цвет», – подумала она. Кошениль и железные квасцы дали лиловый оттенок сумеречного неба. Он подчеркивал красоту темных глаз девушки. Она погрузила мешок корма в кузов пикапа, на дверях которого было написано «Гостиница „Черная овца“», потом забралась на пассажирское сиденье.

Лишь много позже Джастин вспомнила тот самый шарф и мужчину, который купил его в подарок для своей новой секретарши. «С учетом весьма своеобразных обстоятельств моего повышения, – сказал он тогда, – следует шагнуть вперед с той ноги».

3

Во вторник Джордж обедал с Джастин за тем же столиком, что и обычно. Она была в черной шали, и черные нити то и дело попадали в суп, но она словно не замечала.

– Как с тобой обходится наш спецназ?

– В смысле Эдит? – Он улыбнулся. – Мисс Ходж на удивление толковая.

– Как ей шарф?

Джордж откусил сэндвич.

– Ей очень понравился.

Джастин издала такой звук, будто что-то лопнуло и воздух выходит наружу. Она с улыбкой покачала головой, удивляясь.

– Нужно кое-что тебе сказать.

– Что?

– Не здесь, – сказала она, утирая губы тыльной стороной ладони. – Тебе просто нельзя это пропустить.

Они договорились встретиться в пять в его кабинете. Он как-то дотянул до вечера, на лекции скатился в полнейшие абстракции, и ничего не выражающие лица студентов ясно говорили, что они его не слышали. «Ну и ладно», – подумал он и отпустил их пораньше.

Эдит как раз уходила, когда он вошел в свой кабинет.

– Вам тут записка, – сообщила она, – от кого-то по фамилии Шелби.

Джордж помотал головой.

– Понятия не имею, кто это.

– Кажется, Уоррен. А вы позвоните ему. Он сказал, что дело важное.

– Дело важное?

– Номер у вас на столе.

Он увидел розовую бумажку. Послушал, как становятся все тише шаги Эдит в коридоре, скомкал бумажку и выкинул в мусорную корзину.

Когда наконец явилась Джастин, уже почти стемнело. Пять вечера, последние лучи солнца пробивались сквозь деревья. Река почти замерзла и была цвета асфальта.

– Привет, Джастин.

– Ты нас здорово надул, Джордж.

– Не понимаю, о чем ты.

– Чего ты добиваешься? – Тон ее был враждебным.

Он посмотрел на часы.

– Давай побыстрее.

– У тебя планы, Джордж? Нужно спешить домой к жене?

Судя по выражению ее лица, вопрос был риторическим. Он подумал, что справиться с женщиной вроде Джастин можно разве что оттрахав ее до бесчувствия. И зря он этого не сделал, когда подвернулась возможность.

– В чем дело, Джастин?

Она вздохнула.

– Зачем люди женятся?

– Дети, – предположил он, решив, что она подбирается к сути.