Увиденное и услышанное [litres]

– Нет, – сказал Джордж. – Но Данте и Джотто дружили. Вероятно, Данте видел «Страшный суд» и размышлял о нем. Вы были в Падуе?

– Да, как-то съездили летом, весь город был в огнях. Как волшебная фреска.

– Вот это вот все, – сказал Джордж, – это бесконечное узнавание – оно заложено в наше подсознание с начала времен. И ничего не изменилось. Люди все еще боятся попасть в ад.

– А вам не кажется, что в этом что-то есть? – заметил Флойд. – Думаю, это скорее про любовь, чем про страх – свет Божий. Мы – необычные создания, потому что наделены бессмертной душой. Сведенборг открывает портал в мир духов. Его рассказ подтверждает обетование Божье: И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек[70].

– А если кто-то не верит?

– Тогда он обречен.

Джордж поднял бокал.

– Пусть так. Я собираюсь взять от жизни все.

Сказать Флойду, что, по его мнению, Библия – величайший пропагандистский текст всех времен, не особенно умно, решил он. Согласно его собственному представлению о жизни, в конечном счете ничто не имело значения. Можно делать что хочешь – и молния тебя не поразит. Есть начальная дата и конечная дата. Период. Поздравляю, вы мертвы.

– Мне кажется, – дипломатично сказал он, – смерть – это конец всему. Вас закапывают в землю – и все. Конец. Черви и так далее. Ни врат, ни ангелов. Этот ваш Сведенборг был парень с фантазией. Живи он сейчас, точно бы кино снимал. И разбогател бы.

– Наверно, – сказал Флойд.

Джордж поболтал лед в стакане и допил виски. Он был уже не совсем трезв. Хотел выпить еще, но передумал. Мы почему-то делаем ложное заключение, что просто потому, что мы люди, мы можем сделать лучше все, и даже смерть.

– Дайте-ка спрошу. Если бы вы верили, что небеса и ад существуют, что Бог реален – вы бы изменились?

– Изменился бы? – «Что за дурацкий вопрос», – подумал он. – Хотите сказать – стал бы я более хорошим человеком?

– Да.

– Не знаю, – признался Джордж. Он посмотрел на широкую пустую водную гладь. «Скверное склонно накапливаться, – подумал он. – Оно медленно, медленно уродует тебя». – Возможно, – согласился он наконец. – Почему бы нет.

Флойд кивнул.

– Вот и остается думать – заслуживаем ли мы небеса, хоть кто-то из нас?

Солнце село, вода была темная, дул прохладный ветер. Было видно, как восходят луна и звезды. Они допили и развернулись.

– Хороший попутный ветер, – сказал Флойд. – Домой быстро доберемся. Ничего нет лучше, чем сходить вечером под парусом, правда?

– Думаю, стоит добавить, – сказал Джордж. – Холодает.

– Одну-другую. Присоединяйтесь.

– Спасибо, не откажусь. У нас крепкая лодка.

Было темно, когда он вернулся домой.

– Ты сегодня поздно, – сказала Кэтрин. – Не забыл?

– Забыл. Дай-ка хоть переоденусь.

– Ты в порядке?

– А что?

– Ты бледен.

– На лодке было ветрено.

– Хочешь, отменю?

– Я в порядке.

Она оставила его в покое и вернулась на кухню заниматься с Фрэнни, которая сидела за столом с Коулом Хейлом и ужинала.

Джордж потопал вверх по лестнице, как человек, отягощенный грузом формальностей. Он разделся, залез в душ и думал снять напряжение, потом услышал ее на лестнице. Однажды она его застала за этим – странно, конечно. Он перекрыл воду и отодвинул занавеску. Она стояла у зеркала в лифчике и трусиках и красилась.

Он схватил полотенце и вытерся, глядя на нее. Он невольно сравнил ее тело с телом любовницы.

– Ты могла бы и накинуть несколько фунтов, – сказал он.

Она закрыла тюбик с тушью, и он подумал, что она, возможно, не услышала.

В спальне она открыла шкаф и осмотрела свой гардероб: семь-восемь платьев, которые она сшила по одной выкройке из разных тканей. Он подумал – наверно, она гордится, что сама шьет себе одежду. Как и ее мать, она экономна до мелочей.

Он надел те же брюки цвета хаки, что и днем, чистую тенниску и голубой блейзер с немного обтрепанными манжетами. Никто и не заметит.

Она выбрала лиловое платье в рисунок «огурцом» и натянула через голову, чуть качнув бедрами, потом застегнула широкий пояс и надела сандалии.

– Хорошо выглядишь, – сказал он, осознавая, что Коулу слышно. Джордж понимал, что они с Кэтрин влияют на мальчика – представляют иную картину жизни в браке, чем у его родителей, и он хотел, чтобы Коул знал – есть некие правила этикета, традиции, которые разумным людям нужно соблюдать. Он основывался в этом предположении на собственном детстве, когда родители выходили из спальни одетые к обеду, и отец говорил матери что-то приятное ради себя же самого, чтобы Джордж не считал его чудовищем.

– Спасибо, Джордж, – сказала она, потом обернулась к мальчику. – Мы ненадолго, Коул.

Он бросил на нее короткий взгляд, словно боясь, что выражение лица выдаст его, – что он отчаянно тоскует о матери, возможно, или по какой-то непонятной ему самому причине влюблен в Кэтрин. Мальчики вроде Коула вырастают мужчинами, которые продолжают влюбляться сами не зная почему.

Кэтрин протянула ему заштопанные носки.

– Вот, починила. – Она всегда что-нибудь делала для него – для всех них. Иногда Джордж приходил домой, а там все мальчики Хейлы сидели за столом и ели его еду грязными руками.