Увиденное и услышанное [litres]

Она в его руках, ее тепло, запах моря, теплый песок летом на закате, звук жизни, пульсирующей в ней, кровь, воздух. Он подумал о том, что всю свою жизнь он принимал вещи как должное, простую красоту всего, что видел. Он вспомнил, как в детстве стоял на пляже и смотрел на водную гладь.

Она повернулась к нему и полезла к нему в трусы, как садовник, вытаскивающий репу. Он накрыл ее руку своей, останавливая.

– Ты не хочешь?

– Нет, просто хочу поговорить.

– Говорить скучно.

– Я хочу узнать тебя.

Она повернулась на бок, оперлась на локоть, стриженые волосы торчали во все стороны. Она нравилась ему такая – худенькая, похожая на мальчика.

– Что ты хочешь знать?

– Обычные вещи. Где ты выросла.

– Я же говорила тебе. Город.

– Знаю – но где? Не хочешь говорить об этом?

Она тяжко вздохнула, словно он ее допрашивал и наконец сломил. Глаза у нее были черные, губы бледные.

– Я выросла в Верхнем Ист-Сайде[76], – сухо сказала она. – Ходила в Брирли. Ты это знал?

Он покачал головой.

– Частная школа для девочек, – произнесла она с британским акцентом.

– А твои родители?

– Что? Они выскочки, как все в том городе.

– Чем занимается твой отец?

Она вдруг замкнулась и сказала:

– Зачем тебе знать?

– Я хочу знать тебя, это что, плохо?

– Ну, типа того.

– Почему?

– Потому что. Это – не часть нашей жизни. И ты не заслуживаешь знать меня.

– Почему?

– Потому что ты, блин, женат, Джордж.

На это он ничего не ответил.

– Ты что думал, что я сирота или типа того? Вроде Джейн Эйр?

Он удивленно рассмеялся.

– Ты ведь так и подумал, разве нет?

– Нет.

– Ты хотел постричь меня – помнишь ту сцену в книге?

– Не читал.

– Там у одной сироты были красивые волнистые волосы. Этот тип их отрезал. Унизительно, между прочим.

Он пробежал пальцами по ее волосам.

– Тебя лично унизили?

– Ты же хотел, чтобы так и было, да?

Он лишь посмотрел на нее.

– Нет, – сказал он, – я этого не хотел. – Хотя, по правде, он и сам не знал, зачем это сделал. Даже если она права, он не намеренно – то, что он с ней делал, хранилось в темном грязном уголке, который он никому не показывал. Он делал что-то, был полностью этим поглощен, а потом забывал.

– Ты хотел, чтобы у меня ничего не было, да, Джордж?

– Да. Ты моя собственная сирота.

– Серьезно? Как думаешь, чем занимается мой отец? Ну же, смелее!

– Понятия не имею.

– Он юрист, – сообщила она, потом добавила, явно желая уязвить: – Адвокат, защищает преступников.

– Ну… это впечатляет.

– Тебя это беспокоит, Джордж?

Вообще говоря, беспокоило, но он сказал:

– С чего бы вдруг. – Он пытался вспомнить, что она ему говорила. Ей двадцать один, пьет противозачаточные. «Я сама по себе», – часто говорила она. Если это правда, она здесь с ним по собственной воле. Ему не о чем беспокоиться.

– Он защищает отвратительных личностей, – сказала она, словно имея в виду «таких, как ты».

– А мать?

– Она безнадежна. Не хочу о ней говорить. Почему мы вообще это обсуждаем?

Он подумал о собственных родителях. Они никогда не поняли бы его отношений с этой девушкой и сочли бы их легкомысленной ошибкой. Мысль о них показалась неуместной.

– Ты права. Нам не до них.

Она посмотрела на него, и в глазах ее тлела темная истина. Она встала.

– Мне нужно подышать, – сказала она. – Нужно выйти. – Она натянула джинсы и толстовку.

Глядя на нее, он закурил. Света было очень мало, за занавесками почти стемнело.

– Слушай, Джордж. Нам нужно это прекратить. Прекратить сейчас же.

– Уиллис… я тебе объяснил все. Ты сама сказала. Ну, про Блейка. То, что у нас с Кэтрин, – не настоящее. Это лицемерие.

Она закрыла уши ладонями.

– Не могу слышать эту чушь.

– С тобой я чувствую себя… – он помолчал, подбирая точное слово, – целым.

– Поздравляю. – Она натягивала сапоги. – Ты, Джордж Клэр, совершенно мне не подходишь.

Он вытащил рубашку из кучи одежды на полу, натянул ее и принялся застегивать.

– Это неправда, ты сама знаешь.

– Ты стал воплощением зла в моей жизни.

– Как ты вообще можешь такое говорить?

– Ты не понимаешь, насколько это неправильно? – Она посмотрела на него, требуя ответа.

– Ладно, – сдался он. – Ладно. Может, и неправильно. – Он заправил рубашку и застегнул ремень. Он двигался медленно, словно пьяный, пытаясь собрать мысли воедино. – Не знаю, зачем я на ней женился. Я хотел поступить честно.

– Поверь мне – это слово не из твоего словаря.

– Ты бываешь такой…

– Какой?

– Унижающей.

– Я честна, Джордж. Я говорю правду.

– Знаю. И это я люблю в тебе.

Она фыркнула.

– Ты меня не любишь.

– Эй, перестань изображать взрослую.

– Джордж, мать твою. Это не про любовь, ты сам знаешь.

– Эй. – Он схватил ее.

– Пусти… – она сердито вырвалась, подхватила пиджак и открыла дверь. – Мне нужно выйти.

Он схватил бумажник и сигареты и бросился за ней. Солнце почти село. Холодно. Пахло мертвыми листьями, мокрой землей.

– Что с тобой? – крикнул он.

Она шла к лошадям.

Он боялся их.

– Почему ты так сердишься?

– Потому что ты получаешь все, что захочешь, Джордж. Делаешь все, что, блин, пожелаешь. А я – нет, ясно? У нас ничего не выйдет.

– Что? Да ты издеваешься.

Она залезла на забор и спрыгнула на пастбище.