Володя Попазов погиб в возрасте 28 лет. Раньше, до работы в редакции районной газеты, на лето он выезжал на Памир, работал там, по его рассказам, в какой-то лаборатории. Это был человек красивой внешности.
Так неожиданно и нелепо закончилась жизнь молодого мужчины, с которым встретиться и общаться мне довелось.
Апрель 1966 г.
Прошёл год, и мы снова едем на Каратал. На этот раз нас едет три человека: старший гидрогеолог Виктор, шофёр Василий Иванович, тёзка Сташкова (дядя лет 50) и я – теперь уже старший техник – гидрогеолог. Хотя кабина свободна, ни Виктор, ни я не занимаем её, мы: то валяемся в кузове на спальных мешках, расстеленных вдоль него, то просто взираем по сторонам и любуемся бурыми гранитными скалами перевала Архарлы. Эта дорога нам хорошо знакома. Проезжая через перевал, я всегда смотрю на «шапку-гору», что находится по левую сторону дороги. Эта гора мне представляется готовым пьедесталом, на который когда-нибудь люди вознесут вдохновенного исследователя Казахстана, космонавта или шофёра, или чабана, в общем – непоседу, мечтателя, олицетворяющего дух грядущего времени. Каждый раз я возношу на пьедестал одного из этих героев.
…Но «шапка – гора» остаётся позади, и мы уже вырываемся из каменных ворот перевала. В последний раз я оглядываюсь назад и прощаюсь, прощаюсь ли? – Нет, я впервые после длинных конторских камеральных дней, здороваюсь с обелиском, который возвышается на утёсе при выезде с Архарлов. Ходит легенда, что барельеф этот установлен братом одного из пострадавших при столкновении автомашины с тягачом. Говорят, при катастрофе погибли все. Изображение на барельефе не имеет, однако, ничего общего с легендой. И, тем не менее, мне взгрустнулось. Я вспоминаю уже наше горе, которое произошло в отряде в прошлом сезоне. Мы давно уже оставили позади Талды – Курган, Уштобе и едем по песчаной степи, а я все перебираю в памяти эпизоды этой трагической и нелепой смерти. По сей день смерть Володи Попазова мне кажется до слёз глупой. Может быть, я думаю об этом потому лишь, что это был первый человек, которого я хорошо знал, с кем жил в палатке, работал плечом к плечу, и которому суждено было погибнуть почти на моих руках. Он не был моим другом, он скорее был моим коллегой и по работе, и по учёбе. С той лишь разницей, что я давно уже работал в геологии и только что поступил в КазГу на филфак, а он недавно попал к нам в партию, но лет пять уже числился в университете на том же факультете. И тем не менее сожаление о его преждевременной смерти не оставляло меня ни на миг, хотя прошёл вот уже целый год. Это был, выражаясь языком предков, порядочный повеса, весельчак и красавец – отец его был болгарин, мать не то русская, не то украинка. Он поступил к нам в надежде познать труд геологов. Но не успел даже познакомиться с бытом геологов. 0т избытка веселья он и погиб: его нашли на берегу Каратала, только голова и руки его были в воде. Я подъехал, когда уже ни искусственное дыхание, ни массаж в области сердца, который делала ему медсестра, не смогли спасти его.
…Прошёл год, мы снова едем на Каратал, снова на старое место. Нас срочно по рации вызвали на скважину, которая вскрыла молибденит. Это результат нашей работы, это то, чего нам сейчас не хватает для дальнейшего стимула. Новый гидрогеохимический метод поисков месторождений оказался результативным и обнадёживающим наши старания.
– А мы давно вас ждем, как назло и рация не работает. У нас большая удача – идёт какая-то руда, – встретил нас, видимо, совсем ещё не опытный сменный мастер.
– Какая-то руда, говоришь? – проговорил, скрывая волнение, Виктор и тотчас с молотком в руках отправился к скважине.
А через полчаса всё стало ясно: прогнозы оправдались. В интервале от трёх и до 39 метров в гранитах визуально наблюдались отдельные вкрапления и чуть заметные прожилки молибденита. Это был он: свинцово – серый, пластинчатый и мягкий, как графит, наш долгожданный молибденит.
– Держу пари с кем угодно, что содержание его здесь 0,5 – 0,7 процента, – сказал Виктор, разглядывая в руке кусок керна. Он был «в ударе». – Три года не прошли даром. Гидрохимия победила, ей теперь зелёную улицу подавай.
Его окружили буровики, их интересовало, а много ли это 0,7 процента, и месторождение ли это. А где ещё теперь бурить и будет ли им премия за первооткрывательство?..
Я стоял в стороне, и мне вдруг всё стало ясно. Я чувствовал, как тяжелое бремя сваливается с плеч моих, я нашёл вдруг ответ на мучавший меня вот уже целый год бессмысленный конец Володи. И готовая сентенция, тотчас сорвалась с моих губ «Умереть можно всяко, и даже очень глупо, но нельзя жить зря».
…Будучи весёлым и бесшабашным Володя был добрым ещё и потому, что никогда, ни на кого не имел серьёзных обид. И надо сказать, от избытка этого веселья и бесшабашности, от чрезмерной влюбчивости (незадолго до его смерти около него были симпатичные девушки) Володя и погиб. Его нашли на берегу реки, хмельная голова его была в воде.
15 октября 1968г
г. Алма-Ата