Узелок Святогора

Он вспомнил, как вел Тимку в первый класс. Мать часто болела, а старший, Антось, был занят хлопотами по хозяйству, и они, два младших брата, дружили между собой и росли вместе, так что Василь не раз шутя называл себя нянькой. И впрямь он был для Тимки и нянькой, и учителем, и самым главным авторитетом. Потому, приведя его в школу и смешавшись с толпой родителей, ощущая в руке горячую, потную ладошку брата, он впервые почувствовал себя взрослым, взрослым по-настоящему, словно вырос в эти минуты, когда подводил Тимку к учительнице. Непонятно, откуда пришло к нему и чувство щемящей жалости к Тимке — к худым его плечикам, застенчивой усмешке и привычке тихо возиться в углу, словно он боялся помешать окружающим и хотел, чтобы его меньше замечали.

Мать говорила, что и эта боязнь, и застенчивость — от нее, передалась по наследству. Воспитывалась она у мачехи, боялась лишний раз попасться ей на глаза, но потом, с годами, все прошло. «Пройдет и у младшенького!» — махала она рукой, озабоченная тем, как поднять их на ноги, — отец давно бросил семью, осел где-то в Карелии сторожем, и алименты от него шли мизерные. В семье было только самое необходимое, и Василь давно привык, если попадало к нему что-нибудь вкусное, в первую очередь делиться с Тимкой. Подсовывая малышу конфету или пряник, всегда говорил:

— Это тебе зайчик прислал! Из леса, в подарок!

— А за что мне подарок? — спрашивал Тимка. — А какой он, зайчик? Ты его видел?

И Василь сочинял истории о том, где и как видел он зайчика, о чем они говорили и почему Тимке нужно учиться на пятерки… Подрастая, они все играли в эту игру, и, принимая от Василия подарок, Тимка благодарил зайца и передавал ему приветы, а старший брат отвечал серьезно: «Передам».

В последние годы, правда, сам того не желая, Василь как-то отдалился от семьи, от Тимки, занятый устройством в городе, поисками работы. Теперь он работал в пожарной команде шофером, жил в общежитии и усиленно вживался в новый для него образ жизни горожанина, жителя столицы. Работа попалась легкая — внимательно смотреть за машиной, чтобы она была готова к выезду в любую минуту. Вызовов было не так уж много, но Василь жил скорее не работой, а другим: развлечениями и заботами молодого, холостого парня, с жадной завистью глядящего на других, беззаботных и привычных ко всему ровесников. Его все еще называли пренебрежительно «деревенским», и он недоумевал, почему это: разве он не так, как другие, был одет, разве не подражал наиболее ярким парням из своего окружения в манере держаться, в том, что и как говорить? Он даже записался в группу каратэ, где занятия вел известный в спортивном мире тренер, молодой, энергичный и предприимчивый, достающий своим питомцам абонементы в закрытые бассейны и финские бани, начинающие входить в моду. Там и усваивал Василь первые уроки этики, которая состояла в том, что если ты силен, то прав; прав ты и тогда, когда красиво и модно одет, потому что можешь свысока смотреть на остальных… И хотя считалось, что нужно уступать слабым, что одежда не делает человека человеком, но Василь твердо усваивал уроки повседневности, которые состояли в том, что девушка охотнее познакомится не с тем, у кого штанины висят как макароны, а из-под пиджака торчит белый шарфик (именно так был он одет в первые месяцы), а пойдет с парнем «в фирме», умеющим хорошо «трепаться», показать, что он из «своих», знающих десяток-другой современных пластинок и авторов… Он чувствовал радость и оттого, что был наконец принят как равный в группу «своих», «фирменных», ребят, что и он достиг чего-то — чего именно, он и сам не мог сформулировать точно, зато хорошо знал, что достиг. И самым главным из всего этого было знакомство, а после и тесная дружба с Верочкой.