«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Схожим же образом работают с насилием и другие религиозные традиции. В сикхизме, к примеру, обоюдоострый меч – символ «прирученного» насилия. Этот узнаваемый образ изображают на медальонах, в качестве гравировки он горделиво украшает магазины и садовые ворота, а также возвышается перед сикхскими гурдварами, где к нему относятся с таким же благоговением, что и христиане – к собственному знаку разрушения и триумфа, то есть кресту. Подобно их христианским аналогам работают и другие насильственные образы сикхизма: отверстые раны сикхских мучеников, совсем как христианских святых, кровоточат на страницах календаря в напоминание, что поскольку они пролили свою кровь, верующим бояться нечего. Подобно христианам, сикхские богословы и писатели охотно трактуют подобные символы и истории аллегорически, рассуждая о бушующей в душе каждого человека войне между верой и неверием. Аналогично военные образы в собственных традициях трансформировали интерпретаторы иудейской и мусульманской культур. Хронисты Танаха полагали, что война происходит на божественном плане и воплощает аспекты Божьего воздаяния. В Коране «великим джихадом» считается личная борьба за чистоту, а «малым» – собственно военные действия. Поэтому некоторые исламские мистики говорили, что истинный джихад свершается именно в человеческих душах.

Итак, насильственные символы наделяются религиозным смыслом, а затем «приручаются». Насилие в религиозной истории и легендах, даже будучи вопиюще телесным, обращается в символ и вследствие этого выхолащивается; религиозный смысл делает его уже не таким ужасным. В качестве составляющей религиозного паттерна, частично перекрывающего даже миф и историю, насилие обосновывается, оправдывается и включается в ритуальный сценарий, позволяющий его участникам без риска пережить драму космической войны.

Когда символы убивают

Однако если религиозные образы призваны усмирять насилие, можно задать очевидный, но оттого не менее трудный вопрос: почему и как именно эти символические репрезентации насилия оказываются время от времени связаны с реальными актами насилия? Ведь им полагается предотвращать акты насилия, обращая человеческую жажду покорять и контролировать в безобидные ритуальные драмы. Однако же, как мы знаем, часто выходит наоборот. Как показывают «обряды насилия» во время общественных беспорядков, описанные Натали Дэвис и Стэнли Тамбайя в процитированных нами работах, а также рассеянные по всей книге многочисленные примеры религиозного терроризма, связанное с религией насилие бывало иногда пугающе реальным.

Из-за тонкости линии, отделяющей символическое насилие от актуального, ответить на вопрос, почему образы космического противостояния оборачиваются реальным насилием, весьма непросто. Иногда символы – нечто большее, чем просто воображаемые репрезентации реальных вещей. Для жертвенных обрядов, например, часто требуется ритуальное убийство, а для совершения мученического подвига – настоящая смерть. Этот теснейший симбиоз между символическим и реальным насилием достигает самой потаенной сердцевины религиозного воображения. В следующей главе мы исследуем его подробнее.

Пока что мы можем порассуждать об условиях, способствующих переносу космической войны на земную сцену. Для этого – как вариант – можно выявить те аспекты религиозного мышления, что связывают духовное противостояние с земными конфликтами. Именно так я пытался подступиться к этому вопросу несколько лет назад, когда изучал риторику религиозного насилия в сикхизме. Я составил список из нескольких условий, включая нижеследующие, из‐за которых сикхизм или любая другая религиозная традиция могут скатиться к реальному насилию: космическое противостояние воспринимается как происходящее в «мире сем», а не в мифическое «время оно»; верующие отождествляются с этим противостоянием на личном уровне; конфликт находится в критической фазе, когда все решают действия конкретных людей[442].

Правда, в большинстве рассмотренных в этой книге случаев не религия подталкивала своих последователей к насилию, а ровно наоборот: насильственные ситуации обосновывались с помощью религии. Эти два подхода вполне согласуются: религиозный экстремизм может вести к насилию, а насильственным конфликтам, напротив, может потребоваться духовная санкция. Здесь, однако же, я позволю себе сосредоточиться на этом втором подходе.

Итак, вместо того чтобы начинать с религиозных образов, этот подход отправляется от реальных жизненных ситуаций; поэтому вопрос не почему религия ведет к насилию, а зачем посюсторонним конфликтам нужна религия. Нижеследующие признаки, основанные на рассмотренных в книге примерах, показывают, когда реальный конфликт может превратиться в космическую войну.

Когда конфронтация имеет потенциал к превращению в космическую войну