«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Военные метафоры присутствуют почти во всех культурных традициях[433]. Идеи христианской «Армии Спасения» или сикхского «Дал Халса» («Отряда чистых») характеризуют их как дисциплинированные религиозные организации. Еще чаще встречаются образы духовного противостояния. Наиболее известный пример – понятия джихада в исламе, но великие битвы есть и в буддийских легендах. К примеру, в культуре Шри-Ланки почти что канонический статус приписывается легендарным историям из палийских хроник – «Дипавамсы» и «Махавамсы», где живописуются боевые успехи буддийских королей. В Индии отсутствие масштабных битв умалило бы великолепие Рамаяны и Махабхараты – эпосов, посвященных едва ли не бесконечным конфликтам и военным козням. Эти воинственные эпосы определили собой не только ведический ритуал, но и всю последующую индуистскую культуру. В Танахе бранным подвигам великих царей посвящены целые книги, изобилующие кровавыми подробностями их завоеваний. Хотя Новый Завет и не подхватил этого боевого клича, позднейшая церковная история восполнила это упущение, снабдив христианство чудовищным «послужным списком» крестовых походов и религиозных войн.

Однако же война для религии – не просто «преданья старины глубокой»; она теснейшим образом связана с ее нынешними символами[434]. Возьмем, к примеру, протестантское христианство. Несмотря на строгий пацифизм реформизма, дискурс и символика этой веры наполнены всякого рода военными образами. По всему миру протестантские пасторы вдохновляют паству на «битву со злом», а за их проповедями следуют песнопения о «Христианском воинстве», ведущем «праведную войну» и «мужественно идущими в бой»[435]. Анализируя образы, встречающиеся в так называемых «народных теологиях», которые выражаются в песнопениях, трактатах и проповедях современных протестантов, исследовательница популярных изводов этой конфессии Харриет Крэбтри выяснила, что «военная» тема в этом контексте – одна из самых устойчивых[436].

Наиболее существенное в этих расхожих протестантских рассуждениях о войне, по мнению Крэбри, – что они воспринимаются не только метафорически. Когда авторы гимнов призывают «воинов Креста» «восстать, восстать за Христа», это трактуется в смысле необходимости вести реальную, хотя и духовную, брань. Авторы-протестанты вроде Артура Уэллиса писали, что «христианская жизнь и есть, по сути, война». Сам Уэллис подчеркивал, что война в данном случае – «не метафора или фигура речи», а «буквальный факт», однако природа этой войны, равно как и «поле брани, оружие и противник» – не плотские, а духовные[437]. Привлекательность военных образов, как утверждает Крэбтри, обусловлена тем, что они «помещают слушателя или читателя в религиозный космос»[438].

Хотя этот религиозный космос, куда погружают верующего военные образы в протестантизме, определенно наделен моральным значением, не во всех религиозных традициях это так. Поэтому, к примеру, в «Махавамсе», Танахе и эпических сказаниях индуизма битвы отсылают к абсолютному противостоянию совсем иного рода. Здесь сквозь мифические батальные сцены красной нитью идет мотив столкновения между «нами» и «ими», знакомого с неизвестным. В битвах, которые описываются в Танахе и эпосах наподобие Рамаяны, враги – зачастую чужаки с задворок обжитого мира, будь то Ханаан, Филистия или Ланка. Подобные враги обычно воплощают также концептуальную «внешнюю тьму» мест своего происхождения – другими словами, всё то, что есть в мире хаотического и неясного, включая и не поддающиеся категоризации вещи. В случаях, когда лицо противника оказывается знакомым, как в Махабхарате, где войну между собою ведут две группы двоюродных братьев, хаос воплощается в самой битве. В сражении изобличается нечестие войны как таковой, как говорит мифический герой Арджуна в самом начале беседы с Господом Кришной посреди бранного поля[439]. Биться в таких обстоятельствах значило смиренно принять неупорядоченность мира сего, хотя противники и знали, что в высшем смысле неупорядоченность исправляется космическим порядком, в котором нет разницы между тем, чтобы убивать, и чтобы быть убитым. Именно это Господь Кришна и провозглашает в своем обращении к Арджуне в Бхагавадгите[440].