Отныне жрецам Гатанотоа незачем было усердствовать, запугивая народ и клеймя еретика. Пусть поступает как хочет, идя навстречу своей гибели. А настоящий талисман будет храниться в глубокой тайне, переходя от одного верховного жреца к другому, – на тот случай, если кому-то из них придется пойти против воли Бога-Демона. Вернувшись в свой храм, Имаш-Мо поместил магический свиток в новый футляр, специально для этого изготовленный, и остаток ночи провел в безмятежном сне.
На рассвете Дня Пламенеющих Небес (датировать его по современным календарям фон Юнцту не удалось) Т’йог в окружении молящихся и распевающих гимны людей получил благословения царя Табона и начал подъем. В правой руке он сжимал посох из дерева тлат, а под плащом нес цилиндр с фальшивым талисманом, ибо так и не обнаружил подмену. Не уловил он и насмешливых интонаций в якобы благожелательных напутственных молитвах, которые нараспев читали Имаш-Мо и другие жрецы Гатанотоа.
Все утро люди стояли у подножия горы, следя за уменьшающейся фигуркой, которая карабкалась по крутому базальтовому склону, где прежде не ступала нога человека. Многие еще долго продолжали смотреть вверх даже после того, как Т’йог преодолел почти отвесный уступ и скрылся от глаз наблюдателей. Ночью некоторые особо чувствительные люди ощутили слабую дрожь, исходящую от ненавистной горы, но поутру соплеменники назвали их смешными фантазерами. Весь следующий день толпа стояла под горой и молилась, гадая, как скоро вернется Т’йог. Так было и на второй день, и на третий. Несколько недель они ждали и надеялись, а потом уже только рыдали, более не надеясь. И с той поры никто не видел героя, обещавшего освободить их от вековечного страха.
Отныне устрашенные люди вздрагивали при одном лишь упоминании его имени, стараясь не думать о жуткой участи, постигшей Т’йога в наказание за святотатство. А жрецы Гатанотоа смеялись над самонадеянным глупцом, вздумавшим тягаться с богом и оспаривать его право на жертвоприношения. Спустя много лет открылась правда о подлой уловке Имаш-Мо; однако все уже укрепились во мнении, что Гатанотоа лучше оставить в покое. Никто больше не осмеливался бросить вызов Темному Богу. Так проходили века, сменялись цари и верховные жрецы, расцветали и приходили в упадок государства, отдельные участки суши поднимались из моря или исчезали под водой. И через много тысячелетий настал последний день заповедной страны К’наа – в несказанно свирепую бурю, с оглушительным ревом и грохотом на берег обрушились волны высотой с гору, и весь континент Му навеки опустился в глубины океана.
Но не все древние тайны сгинули безвозвратно – кое-что просочилось за пределы Му благодаря немногим бледным как смерть беглецам, пережившим катастрофу и снова встретившимся уже на дальних берегах. Там, под чужими небесами, вновь заструился дым их алтарей, возведенных в честь богов и демонов прошлого. И хотя никто не знал, в какую бездну погрузился священный пик с циклопической крепостью и чудовищным Гатанотоа, находились еще такие, кто бормотал его имя в молитвах и совершал отвратительные жертвоприношения, дабы Темный Бог не восстал из морских глубин, сея ужас и обращая в камень все живое.
Вокруг рассеянных по миру жрецов формировались секты приверженцев темного и тайного культа – а тайным он был потому, что население новых стран имело свои религии с другими богами и демонами, отвергая всякие чуждые веяния. Ритуалы этих сектантов сопровождались безумными зверствами, а в числе их фетишей было много чрезвычайно странных предметов. Ходили слухи, что в одном из жреческих родов сохранился свиток с действенным заклятием против Гатанотоа – тот самый свиток, что был украден у спящего Т’йога, – но не осталось никого, кто мог бы прочесть загадочные письмена или понять их смысл. Более того, никто не знал, в какой части планеты находилась священная страна К’наа с горой Йаддит-Го и исполинской цитаделью Бога-Демона.
Тайный культ был особенно распространен на островах Тихого океана, в центре которого некогда простирался континент Му. Известно было также о поклонниках Гатанотоа в злополучной Атлантиде и на таинственном плато Ленг. Фон Юнцт писал о проникновении этого культа в легендарный подземный мир К’ньян и указывал на явные следы его присутствия в Египте, Халдее, Персии, Китае, в забытых семитских империях Африки, а также в Мексике и Перу. Не обошлось и без очень прозрачного намека на его связь с колдовскими практиками в средневековой Европе, к искоренению которых тщетно призывали римские папы. Впрочем, западный мир не создал условий и для роста культа; а всеобщее негодование, вызванное свидетельствами жестоких обрядов и садистских жертвоприношений, обернулось массовой охотой на его приверженцев. Как следствие, на Западе этот запрещенный и преследуемый культ ушел в глубокое подполье, хотя ядро его никогда не было полностью уничтожено. Во все времена культ умудрялся выживать, и лучше всего это удавалось на Дальнем Востоке и островах Тихого океана, где он слился с местными тайными обществами вроде полинезийских «ареои».