Ужас в музее

Я всегда скептически относился к теории, согласно которой на сетчатке глаза могут запечатлеться сцены, увиденные человеком в последний момент перед смертью или впадением в кому; но сейчас, глядя сквозь лупу, я обнаружил в глазу этого монстра не отражение нашего музейного зала, как можно было бы ожидать, а нечто совсем другое. Безусловно, на сетчатке присутствовал какой-то смутный образ, и я теперь уже не сомневался, что именно он был последним, что видели эти глаза при жизни их обладателя – во времена, отделенные от нас неисчислимыми тысячелетиями. Изображение постепенно угасало, и мне пришлось вставить в оптический прибор новую линзу, сильнее предыдущей. Я исходил из предположения, что образ этот должен быть пусть и микроскопическим, но достаточно ярким и отчетливым, иначе как бы он мог до смерти напугать чужаков, побудивших мумию открыть глаза посредством заклинания или еще каких-то магических действий? Дополнительная линза позволила мне разглядеть много новых, прежде неразличимых деталей, и люди вокруг замерли, внимая моему торопливому описанию.

Ибо в наши дни, в 1932 году, житель почтенного города Бостона лицезрел нечто, принадлежащее к неизвестному и совершенно чуждому нам миру, который исчез с лица земли и из исторической памяти человечества в непостижимо давние времена. Я увидел просторный зал со стенами и сводом из каменных блоков; при этом сам я как будто находился в одном из его углов. Стены зала покрывали барельефы столь пугающего и кощунственного свойства, что мне стало дурно от одного их вида даже при нечетком, расплывающемся изображении. Не верилось, что создатели этих фигур могли принадлежать к человеческой расе; более того, они вряд ли вообще имели представление о людях, когда вырезали чудовищных тварей, теперь взиравших на меня со стен. В центре зала находился огромный люк, каменная крышка которого была сдвинута в сторону, когда некий объект поднимался сюда из помещения внизу. Полагаю, этот объект был отчетливо различим в те первые мгновения, когда глаза мумии открылись перед двумя злосчастными взломщиками, но сейчас я смог разглядеть лишь мутное бесформенное пятно.

До той поры я использовал максимальное увеличение только при осмотре правого глаза мумии. Как было бы хорошо, если бы я этим и ограничился! Однако исследовательский азарт побудил меня перенаправить мощную лупу на левый глаз в надежде, что там картина окажется более четкой. Руки мои дрожали от волнения, а пальцы плохо слушались под все тем же непонятным сковывающим воздействием, так что мне не сразу удалось сфокусироваться на объекте. Затем я понял, что в этом глазу изображение действительно сохранилось лучше. И в какой-то вспышке гибельного полураспознавания мне привиделось нечто абсолютно невообразимое, выдавливающееся из широкого отверстия посреди циклопического зала в том безумно древнем затерянном мире, – а уже в следующий миг я потерял сознание, издав дикий пронзительный вопль (которого, впрочем, нисколько не стыжусь).

К тому времени, когда я очнулся, в глазах мумии уже не осталось и следа былого отражения. Это подтвердил полицейский сержант Киф, воспользовавшийся моей лупой, поскольку сам я на новую попытку не отважился. И я по сей день благодарен всем богам и силам вселенной, которые уберегли меня от того, чтобы заглянуть в эту бездну минутой-другой раньше. Мне потребовалась вся решимость, подкрепляемая настойчивыми просьбами окружающих, чтобы описать то, что явилось мне в ужасный миг откровения. Но дар речи я обрел лишь после того, как все мы спустились в кабинет на первом этаже, подальше от дьявольского существа, которому не должно быть места в этом мире. По пути туда меня начали одолевать кошмарные фантазии насчет мумии с остекленевшими, выпученными глазами – будто бы она обладала каким-то потусторонним сознанием, видела все происходящее перед ней и даже пыталась подать мне знак из глубины времен. Находясь уже на грани помешательства, я подумал, что смогу избавиться от этого наваждения, если выговорюсь и поведаю другим обо всем увиденном.

Сам рассказ получился недолгим. В отражении на сетчатке я увидел, как над люком в полу поднялось нечто настолько чудовищное, что у меня не возникло ни малейших сомнений в его способности истреблять все живое одним лишь своим видом. Даже сейчас, в спокойной обстановке, мне трудно найти слова для его описания. Гигантский – с хоботом и щупальцами – с глазами спрута – полуаморфный – пластичный – местами покрытый чешуей, местами с морщинистой голой кожей – брр! Но никакие слова не могут даже приблизительно передать отвратительный, нечестивый, немыслимый, вселенский ужас, внушаемый этим исчадием зла, этим порождением мрачного хаоса и непроглядной тьмы, исполненным ненависти ко всему сущему. И в данный момент, когда я пишу эти строки, возникающий в сознании образ вынуждает меня в холодном поту бессильно откинуться на спинку стула. А тогда, в музее, описывая этого монстра стоявшим вокруг меня людям, я прилагал все силы к тому, чтобы вновь не рухнуть на пол без чувств.