Ужас в музее

Я достиг момента, начиная с которого отчеты об этом деле подверглись цензурной обработке, поскольку все мы согласились, что широкую общественность не стоит информировать о некоторых вещах, способных вызвать панику глобального масштаба. Как я сказал, перед подъемом на второй этаж мы включили освещение во всем здании. И вот, в свете ламп, отражавшемся от стеклянных витрин, нам предстало зрелище, далеко выходящее за рамки человеческого понимания. Оба преступника были здесь (вероятно, они спрятались где-то в музее перед его закрытием), но им уже не грозила кара за убийство ночного сторожа. Ибо они получили свое сполна.

Один был родом из Бирмы, другой с островов Фиджи – полицейские их опознали, так как оба ранее задерживались за участие в диких и противоестественных культовых ритуалах. Теперь они были мертвы, и чем дольше мы разглядывали тела, тем яснее становилось, что смерть наступила при каких-то чудовищных, совершенно невероятных обстоятельствах. Оба лица были искажены такими безумными гримасами ужаса, каких не видывал даже самый старый и опытный из полисменов. При этом в состоянии трупов наблюдались очень существенные различия.

Бирманец лежал, скрючившись, перед самой витриной, часть стекла которой была аккуратно вырезана. В правой руке он сжимал свиток из голубоватого материала с надписью серыми иероглифами – на первый взгляд полную копию того, что хранился в музейной библиотеке вместе с цилиндрическим футляром, хотя последующая проверка выявила ряд мелких различий. На теле не было никаких следов насилия, а по виду судорожно перекошенного лица можно было заключить, что причиной смерти стал сильнейший испуг.

Но настоящий шок мы испытали при взгляде на лежавшего рядом с ним фиджийца. А когда один из полисменов до него дотронулся, пронзительный вопль второй раз за эту ночь переполошил обитателей соседних домов. Мы и ранее могли бы догадаться о чудовищном характере случившегося – достаточно было отметить безжизненно-серый цвет некогда черного лица, застывшую на нем гримасу беспредельного ужаса и словно окостеневшие руки (одна из которых все еще сжимала электрический фонарь); однако никто из нас не был готов к тому, что открылось в момент прикосновения полицейского к телу. Даже сейчас, вспоминая об этом, я заново переживаю тот же приступ страха и отвращения. Короче говоря, этот злоумышленник, менее часа назад бывший живым и здоровым меланезийцем, теперь представлял собой пепельно-серую статую из окаменело-кожистой субстанции, во всех отношениях идентичную невероятно древнему уродливому созданию за поврежденным стеклом музейной витрины.

Но это было еще не главное. Все кошмары этой ночи безусловно венчало то, что мы увидели в первую очередь, еще до распростертых на полу трупов, – а именно внешность мумии. Теперь уже никто не назвал бы произошедшие перемены незначительными, ибо поза ее изменилась радикальным образом. Тело сгорбилось и осело, утратив былую жесткость; костистые руки-клешни опустились, полностью открыв искаженное страхом лицо, а глаза – помоги нам, Господи! – выпученные глаза мумии были широко открыты и, казалось, пристально смотрели на двух чужеземцев, недавно скончавшихся от испуга, если не чего-то похуже.

Этот застывший, как у мертвой рыбы, взгляд как будто обладал гипнотической силой либо еще каким-то образом действовал на нервы, так что мы испытывали непонятную скованность, когда обследовали тела двух преступников. Каждое движение давалось с большим трудом, однако эта скованность вмиг исчезала, как только вы прикасались к свитку с иероглифами, который мы осматривали по очереди, передавая друг другу. Я то и дело, не удержавшись, косился на эти выпученные глазищи, а когда наконец занялся самой мумией, почти сразу отметил нечто особенное в ее темных, не тронутых разложением зрачках. Чем дольше я вглядывался, тем сильнее ощущал на себе их гипнотическое воздействие. В конце концов я отправился в свой кабинет на первом этаже, с усилием преодолевая все то же необъяснимое оцепенение, и принес оттуда набор увеличительных стекол, чтобы продолжить исследование с их помощью, тогда как все остальные выжидающе сгрудились вокруг.