Ужасная саба и ее хозяин

— Бедная девочка, бедная моя чудесная девочка. И дома не понимали, и родной доминант не понимал тоже… что тебе это нужно, совершенно необходимо. Совсем измучилась, бедная. Ничего, хорошая моя, ничего… буду теперь тебя пороть сколько нужно, как нужно. Как следует и от души, я пообещал тебе сегодня, — с этими утешительными и сочувственными уговорами он поднял Лейтис на руки, чтобы отнести на кровать, уложить и дать там порыдать в своих объятьях, сколько ей потребуется, чтобы выплакаться и успокоиться. Но бедная девочка, в самом деле. Ее, выходит, из дому из-за этого и выставили? И доминанта найти подходящего попросту не позволяли, потому что хотели ее "исправить". С тем же успехом от нее можно было требовать перестать быть сабой. Невозможно изменить врожденную особенность организма и психики, которая из-за нестабильной магии, да и от плохих отношений в семье, проявлялась только ярче. — Ты из-за этого… из дома ушла?.. — решился спросить он, после того, как уложил в кровать, устроив на боку поудобнее и, улегшись рядом и накрыв ее одеялом, обнял и прижал к себе.

— И еще из-за прически, — Лейтис всхлипнула, посмотрела не Эйдана и попыталась улыбнуться сквозь слезы. — Представляешь какая нелепость? Весь этот скандал, после которого я ушла, начался всего лишь из-за того, что я выкрасила волосы. Ы-ы-ы-ы-ыы-ы-ы-ы, — тут она снова заревела.

Эйдан сперва вытаращился на нее с искренним ошеломлением, округлив глаза, а потом, когда она заплакала опять, прижал к себе крепче и принялся гладить по голове и покрывать лицо нежными утешительными поцелуями.

— Бедная моя, хорошая моя Лейтис… — приговаривал он, попросту не находя сразу каких-то еще слов. Это было ужасно, нет — чудовищно. Он давно знал и понимал, что ее опекуны-родственники попросту отказались нести положенную ответственность за нее. И знал, что им всегда было плевать на ее чувства и желания. Но чтобы настолько. Выставить сабу, не имеющую опыта самостоятельной жизни, на улицу из-за того, что она выглядит неподобающе… это… нет, Эйдан не мог подобрать этому названия, все слова казались слишком мягкими. — Можешь хоть вся целиком от макушки до пяток в розово-черную клетку выкраситься. Я тебя буду любить точно так же, в любом виде, любую, всегда. Правда, с такой покраской следов от порки толком видно не будет… но это я как-нибудь переживу, лишь бы тебе было хорошо, — наконец изрек он совершеннейшую нелепость. Кажется, ему всегда хотелось говорить такие вот душераздирающе бредовые вещи, когда его слишком сильно переполняли чувства к Лейтис. Они звучали абсурдно, зато ими можно было хоть отчасти передать то, что он ощущает… настолько большое, яркое и невыразимое.

— Ну дело же не только в этом, — Лейтис принялась рукой вытирать лицо. — Оно, знаешь, сошлось: прическа, я попыталась пойти на курсы вождения, счет из БДСМ-клуба пришел. Ну, и отец разъярился и принялся требовать, чтобы я… вела себя подобающе. А я сказала, что лучше из дому уйду, чем от себя отказываться, а он сказал, что я — это я, а моя прическа — это детские капризы, и как надумаю перестать капризничать, могу возвращаться. И вождение капризы. И… то, что я мазохистка. Вот откажусь от всего — и можно домой. Не то чтобы у меня на улице было что-то, кроме прически, но знаешь… дело ведь правда не во внешнем виде. Он просто хотел, чтобы я стала кем-то другим.

Эйдан тут же нашарил в кармане платок, убрал ее руку от лица, поцеловав пальцы, и принялся осторожно, нежно его вытирать, продолжая целовать щеки и глаза то и дело. Ее хотелось зацеловать всю. Такую чудесную, такую несчастную. Которую столько лет так сильно и несправедливо обижали — и эта помешанная на правильном поведении и внешнем виде стерва из Королевского медицинского колледжа сегодня просто напомнила Лейтис о том, как к ней относились всю ее сознательную жизнь. Удивительно ли, что ее это настолько выбило из колеи?.. Не так выглядит, не так себя ведет — не такая вся целиком. Для родного отца. Эйдан всерьез был уверен, что ее воспитывала какая-нибудь полуспятившая двоюродная тетушка, а все было еще хуже, чем он думал.