Ужасная саба и ее хозяин

— Твоему отцу в принципе доверять ответственность за живых людей нельзя, не важно, сабы они или нет, — убежденно сообщил Эйдан и опять крепче прижал ее к себе. Поцеловал еще, в обе щеки по очереди, ласково погладил по голове и по спине. — Несчастная моя, хорошая моя… Как ты жила, бедная девочка?.. Когда тот, кто должен быть самым близким человеком, тебя не понимает ни на каплю — и понимать не собирается. Во имя всех богов, это же дурь какая-то, нелепость. Как он себе представляет мазохизм из прихоти?.. Переносить боль, доверяться другому человеку, пускай даже в клубе, где Наставники следят… Бедная моя Лейтис. Ты мучилась, девочка моя, а он тебе даже шанса не дал нормальные отношения завести, а потом выставил за порог. Я не понимаю, не могу понять, — он неровно вздохнул и стиснул ее в объятьях совсем уже крепко, словно пытался защитить от той, прошлой жизни, в которой она была вынуждена жить столько лет, и от той, в которой она была вынуждена жить потом, на улице, совсем одна.

— Ну, из прихоти — это ради эпатажа, ему назло, чтобы он краснел, какая у него дочь: мало того, что саба, так еще и это. Примерно так себе представлял, — Лейтис вздохнула. — На улице было тяжело выживать, но сохранять себя было труднее дома, как-то так. И мне до сих пор сложно поверить, что я тебя устраиваю как есть.

У Эйдана в груди все сжалось пронзительно и надрывно, потом закрутилось бешеным вихрем — а потом, кажется, взорвалось с громким хлопком и рассыпалось цветными огоньками и конфетти. И он улыбнулся ей самой глупейшей, по его собственным ощущениям, улыбкой совершенно безумно и страстно влюбленного мужчины. И ему вовсе не было стыдно, что он сейчас вот так улыбается, только хотелось знать, что из всей этой бури эмоций и как сильно ощущает Лейтис.

— Ты меня не просто устраиваешь, любимая… Ты — женщина, о которой я всегда мечтал. Нет, даже не так. Женщина, о которой я даже мечтать не смел, потому что был уверен, что такой не существует в природе. Которая идеально подходит мне и которой притом подхожу я. Которая удивляет, которая восхищает и радует меня каждый день, как в первый раз. С которой хорошо говорить и молчать тоже хорошо, невинно за ручку гулять хорошо и заниматься любовью так, что голову сносит, хорошо. Которой я могу все доверить и всем поделиться. И которая так искренне делится со мной своими переживаниями, мыслями и желаниями. Лейтис, я до утра перечислять могу, честное слово… рассказывать тебе, как я с тобой счастлив и как ты прекрасна всем, и розовыми волосами, и самыми восхитительными стонами во время порки. Как я тебя люблю — как есть, всю тебя, всю целиком.

Лейтис смущенно улыбнулась и очень недвусмысленно положила ногу ему на бедро.

— А расскажи, чем тебе нравится меня пороть? — после чего принялась теребить его галстук.

Эйдан ощутил смесь ее любопытства, смущения и желания и осторожно погладил только что выпоротую им прекрасную попку Лейтис.

— Тобой, — ответил он, очень довольно улыбнувшись, и с удовольствием коснулся губами ее губ, а потом принялся объяснять: — Потому что ты… как тот вот купленный тобой сегодня шоколадный торт: шоколадное тесто с шоколадным кремом, облитое сверху шоколадом. Очень много шоколада, когда ты привык рассчитывать на одну, ну, может быть, две конфеты. Ты прекрасна. Мы с тобой еще до скамейки не дошли, а я уже получил больше впечатлений, чем за всю предыдущую жизнь. Это… трудно объяснить, я никогда не пытался никому объяснять, честно говоря. Удовольствие садиста — не в том, что он делает, а в том, как на это реагируют. И ты прекрасна, каждое твое ощущение прекрасно, каждое твое движение, каждая эмоция, каждый вздох и стон, и как ты умоляешь, и как ты подчиняешься… Лейтис. Любимая моя. У меня опять слов не хватает, чтобы описать, выразить… Это как держать в руках радугу. Или рассвет. Или летний дождь. И понимать, что все это принадлежит тебе одному. Я похож на глупого гвитирианского поэта, да?.. С тобой иначе не получается. Тебя нужно воспевать, — он взъерошил свои волосы, проведя пальцами ото лба, а потом погладил ее по шее, положил ладонь на затылок и, притянув к себе, снова нежно поцеловал.

— Не-е-ет, — лукаво возразила она. — По-моему, меня нужно не воспевать, а отыметь. Жестко и сзади, как это делает очень-очень властный хозяин с чудовищными садистскими замашками со своей несчастной, только что избитой сабой, просто потому, что может. Страшно ей угрожая, что может поколотить, еще и всячески издеваясь, как-то так. И вообще, я бы начала со скамейки, будто порка только что кончилась.