Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов

Через полчаса, съев за счет заведения кашу с уткой и выпив в качестве презента свежей хреновухи, я, застегнув бушлат под самое горло и напялив папаху на брови, вышел из ресторана в серый дождливый день и зашагал в сторону Манежа, около которого и находилась нужная мне лавка зеленщика Малофеева.

Охотный Ряд представлял собой целую улицу тесно стоящих двухэтажных магазинов и лавок, в которых продавались любые продукты, доступные в том числе и небогатым покупателям. Вы могли там купить, например, свежайшую парную телятину, но если у вас не хватало на нее денег, то вам могли продать и требуху — поскольку в мясные лавки Охотного Ряда привозили неразрубленные туши, которые разделывались на задних дворах, недоступных взорам покупателей. Там была изнанка торговли — грязь, вонючие шкуры, бочки с отходами и армии крыс, частенько без какой-либо опаски перебегавших узкие дорожки.

Перед магазинами всегда было полно извозчиков, ожидавших покупателей, — они слонялись возле своих экипажей, что было строжайше запрещено городскими властями, требовавшими, чтобы извозчики терпеливо ждали на козлах, не разговаривая и не закуривая. Между магазинами и этими рядами пролеток оставался довольно широкий проезд, по которому ломовики постоянно подвозили товар, ругаясь на тесноту от палаток, которые владельцы магазинов устанавливали перед своими дверями, чтобы увеличить торговую площадь и приманить простых прохожих. Тут же суетились зазывалы, закутанные по погоде в шарфы и с надвинутыми до глаз картузами: «К нам идите! У нас давеча ветчину покупали! Мадам! Свежих цыплят привезли — нежные, упитанные, вашему хозяину приятно будет-с! К нам зайдите! Третьего дня сметанки у нас брали, небось закончилась — мы свежей нальем! Ложка стоит и не падает, отведайте!» Хватали за рукав, тянули в магазин, а стоило дать от ворот поворот, так могли и в спину плюнуть.

Впрочем, меня тут знали и потому не особо приставали, так что я спокойно дошел до лавки зеленщика Малофеева и принялся ждать тестовского повара. Наконец я увидел, как он важно идет впереди двух работников кухни, которые еле тащили набитые всякой снедью корзины.

— Ба! — крикнул Рыбаков. — Владимир Алексеевич! Какими судьбами?

Он покосился на своих помощников, напоминая, что мы договорились изображать случайную встречу.

— Да вот, гуляю, — ответил я. — Решил прикупить редиски к столу. Жена приболела.

— Редиски! — понимающе покивал головой Рыбаков, а потом повернулся к своим людям: — Все, ребята, тащите на кухню, я тут поболтаю немного и вернусь. Скажите, чтобы быстро все помыли и приготовили для работы.

Когда помощники ушли, Рыбаков кивнул мне приглашающе, и мы пошли под стены Манежа.

— Значит, так, — начал он серьезно, — вас интересует, зачем я ходил к Горну? Владимир Алексеевич, вы ведь не гурман. Не отрицайте, я видел, что вы заказываете. Вы едите много, едите хорошо. Но вы — не гурман. Для вас еда — просто еда.

— Ну… — сказал я, — наверное, да. Я ведь из простых, Михаил Иванович. Да и в жизни мне приходилось питаться чем придется. Я и бурлаком по Волге ходил, редьку с квасом ел, воблу жевал. И в степи табунщиком — конину на костре запекал…

— Из простых, из сложных — это не важно! — ответил, поморщившись, Рыбаков. — Это Божий дар — чувствовать оттенки вкуса! Я вам сразу скажу, чтобы вы не обижались, — добавил он мягко. — Настоящих гурманов в России — раз-два и обчелся. Узнать очень просто — дай одно блюдо с ямайским перцем, а второе — с обычным. И смотри — если тот почувствует разницу — значит, гурман. Если не почувствует — фуфлыжка он, и все!

— Я уж точно не почувствую, — сказал я примирительно. — Мне бы мясца побольше да понажаристее!

— Ну и ладно, — ответил Рыбаков. — И хорошо даже, что вас, Владимир Алексеевич, не беспокоит, например, то, что самое мясцо это в Москве разделывают так, а в Оренбурге вот так. Что у нас тушу разделывают на двадцать шесть разных частей, и каждую — в свою особую готовку, а, например, в Киеве — всего на одиннадцать. Это и не важно. А вот есть люди, которые все это различают — и вкус ямайского перца ни с чем не перепутают, и если в десерт «шодо» положишь не дюжину желтков, а хоть на один меньше, — сразу учуют. Таких людей мало, но готовить для них — истинное удовольствие.

— И в Купеческом клубе есть такие гурманы? — поинтересовался я.

Рыбаков вздохнул:

— Были. Увы, теперь гурманов почти что и нет, а вот амбиции есть. Знаете ли вы про «секретные ужины»?

Я пожал плечами. Хотя в Купеческом клубе я бывал часто и со многими завсегдатаями был хорошо знаком, но далеко не во все секреты меня посвящали, особенно если они восходили совсем к старым временам.

Михаил Иванович остановился и поежился.

— У меня есть еще полчаса, зайдемте — тут позади университета, во дворах, есть маленькая кофейня для студентов. Я вам расскажу по дороге, а потом угощу хорошим кофе. Вы кофе пьете?

— Редко, — признался я. — Как все — чай да водку.