Я никогда не испытывала угрызений совести, роясь в комнате дочери. Она всегда отлично знала наше общее правило: если хочешь что-то скрыть, то нужно лучше это прятать; по крайней мере, лучше, чем я умею искать. Впрочем, искать я все же пока умела лучше, чем шестилетняя Эмили – прятать, так что легко нашла ее рисунки. Они были под кроватью в той же темно-зеленой папке, которую показывал мне Доминик. На этот раз их оказалось гораздо больше, и все они выглядели какими-то ужасно знакомыми. Ведь и я тоже в течение многих месяцев после исчезновения Конрада без конца рисовала собственные версии мистера Смолфейса: обычно это была неуклюжая, но зловещая фигура в мутных серо-коричневых тонах, появлявшаяся из сливного отверстия раковины или из какой-то трубы, и у каждого из этих монстров голова была пугающе маленькой и черной.
Но искала я вовсе не рисунки Эмили. Их я видела и раньше. Я искала нечто иное – некий ключ, который помог бы мне понять, как давно некий давным-давно умерший монстр сумел до такой степени завладеть мыслями моего ребенка. Я, собственно, никогда не сомневалась, что Эмили что-то от меня скрывает. Я чувствовала это еще до того, как мы переехали на Эйприл-стрит. Эмили всегда была тихой, скрытной девочкой. И друзей у нее было мало. А те ее новые школьные подружки, которых Доминик приглашал к нам в гости с ночевкой, как-то очень быстро с ее горизонта исчезали. На поверхность продолжало всплывать только одно имя:
Я уже провела в ее школе маленькое расследование. Но среди одногодков Эмили ни одного мальчика по имени Конрад не оказалось. Я осмотрела ее гардероб, выдвинула каждый ящик комода, порылась в ее игрушках – ни одной подсказки я там не обрела; все вещи были аккуратно разложены и расставлены по своим местам и выглядели совершенно безвредными. Тогда я решила попытать счастья в книжном шкафу Эмили, и там среди книжек-раскрасок, выстроенных в ряд по цвету и размеру, нашла между «Спящей красавицей» и «Легковыми и грузовыми автомобилями, а также самоходными машинами» некий тоненький блокнот с твердой черной обложкой, на которой было написано:
Я открыла дневник, уже зная, чье имя там обнаружу. И на форзаце, разумеется, прочла написанные размашистым почерком слова:
Это был школьный дневник моего брата. Как странно, думала я. Ведь мои родители так бережно хранили все, что осталось от Конрада, все его имущество. Как же его школьный дневник отыскал путь в вещички моей дочери? Причем именно дневник за тот
Я перевернула страницу. Там было расписание уроков, аккуратно написанное чернилами, и список преподавателей на следующий год.