Узорный покров (The Painted Veil)

Oddly enough it gave her a little thrill of pride to know that they thought so well of him.	Странно, Китти даже ощутила прилив гордости, узнав, как высоко они его ценят.
Waddington also had told something of what Walter was doing; but it was not only his competence that the nuns praised (in Hong Kong she had known that he was thought clever), they spoke of his thoughtfulness and his tenderness.	Уоддингтон тоже говорил ей, что Уолтер творит чудеса; но монашенки превозносили не только его деловые способности (что он хороший работник, она знала еще в Гонконге), они называли его заботливым, нежным.
Of course he could be very tender.	Да, он может быть очень нежен, думала она.
He was at his best when you were ill; he was too intelligent to exasperate, and his touch was pleasant, cool, and soothing.	Лучше всего проявляет себя, когда заболеешь. Он не раздражает разговорами, касается тебя удивительно бережно, успокаивающе.
By some magic he seemed able by his mere presence to relieve your suffering.	От одного его присутствия становится легче.
She knew that she would never see again in his eyes the look of affection which she had once been so used to that she found it merely exasperating.	Она знала, что никогда уже ей не прочесть в его глазах той нежности, что в прошлом была привычной и только злила.
She knew now how immense was his capacity for loving; in some odd way he was pouring it out on these wretched sick who had only him to look to.	Она знала, каким огромным запасом любви он наделен; теперь он, видно, изливает эту любовь на несчастных, которым больше не от кого ждать помощи.
She did not feel jealousy, but a sense of emptiness; it was as though a support that she had grown so accustomed to as not to realize its presence were suddenly withdrawn from her so that she swayed this way and that like a thing that was top-heavy.	Она не ощущала ревности, только пустоту -словно у нее внезапно отняли опору, к которой она так привыкла, что перестала ее замечать, и вот теперь шатается из стороны в сторону, как будто потеряла центр тяжести.
She had only contempt for herself because once she had felt contempt for Walter.	К себе она чувствовала только презрение за то, что когда-то презирала Уолтера.
He must have known how she regarded him and he had accepted her estimate without bitterness.	Он не мог не знать, как она к нему относилась, и принял ее оценку, не озлобившись.
She was a fool and he knew it and because he loved her it had made no difference to him.	Она была дурой, и он это знал, и, пока он любил ее, это его не смущало.
She did not hate him now, nor feel resentment of him, but fear rather and perplexity.	Теперь у нее нет к нему ненависти и нет обиды, а скорее растерянность и страх.
She could not but admit that he had remarkable qualities, sometimes she thought that there was even in him a strange and unattractive greatness; it was curious then that she could not love him, but loved still a man whose worthlessness was now so clear to her.	Нельзя не признать за ним замечательных достоинств, иногда она даже видела в нем какое-то странное, непривлекательное величие духа. Почему же тогда она не могла его полюбить, а продолжает любить человека, чье ничтожество теперь для нее несомненно?
After thinking, thinking, all through those long days she rated accurately Charles Townsend's value; he was a common fellow and his qualities were second-rate.	Она столько передумала за эти долгие дни, что наконец поняла, что такое Чарлз Таунсенд. Пошляк, посредственность.
If she could only tear from her heart the love that still lingered there!	Если б только вырвать из сердца любовь, которая все еще там гнездится!
She tried not to think of him.	Если б забыть о нем!
Waddington too thought highly of Walter.	Уоддингтон тоже высокого мнения об Уолтере.