Читаем Узорный покров (The Painted Veil) полностью

There was in her strong, handsome, and ravaged face an austerity that was passionate; and at the same time she had a solicitude and a gentleness which permitted those little children to cluster, noisy and unafraid, in the assurance of her deep affection.В ее сильном, красивом, исхудалом лице строгость мученицы, и в то же время от нее исходит ласковая заботливость, и маленькие дети льнут к ней без стеснения и страха, уверенные, что она их не обидит.
When she had looked at the four new-born babies she had worn a smile that was sweet and yet profound: it was like a ray of sunshine on a wild and desolate heath.Когда она смотрела на четверых новорожденных, улыбка ее была печальна, но прелестна - как луч солнца на дикой, безлюдной пустоши.
What Sister St Joseph had said so carelessly of Walter moved Kitty strangely; she knew that he had desperately wanted her to bear a child, but she had never suspected from his reticence that he was capable with a baby of showing without embarrassment a charming and playful tenderness.Слова, которые сестра Сен-Жозеф мимоходом сказала про Уолтера, тоже взволновали Китти; она знала, что он страстно желал иметь от нее ребенка, но никак не ожидала, что он, такой сдержанный, способен без всякого смущения, весело и ласково возиться с маленькими детьми.
Most men were silly and awkward with babies.Ведь обычно мужчины ведут себя с детьми беспомощно и глупо.
How strange he was!Странный он человек!
But to all that moving experience there had been a shadow (a dark lining to the silver cloud), insistent and plain, which disconcerted her.Но на этом волнующем переживании лежала какая-то непонятная тень (нет, видно, добра без худа!).
In the sober gaiety of Sister St Joseph, and much more in the beautiful courtesy of the Mother Superior, she had felt an aloofness which oppressed her.В спокойной веселости сестры Сен-Жозеф, а тем более в безупречной учтивости настоятельницы она чувствовала гнетущую отчужденность.
They were friendly and even cordial, but at the same time they held something back, she knew not what, so that she was conscious that she was nothing but a casual stranger.Они были приветливы, даже сердечны, но что-то держали про себя, тем давая ей почувствовать, что она для них - посторонний человек, всего лишь случайная знакомая.
There was a barrier between her and them.Между ними и ею стояла преграда.
They spoke a different language not only of the tongue but of the heart.Они говорили на другом языке, не только вслух, но и в мыслях.
And when the door was closed upon her she felt that they had put her out of their minds so completely, going about their neglected work again without delay, that for them she might never have existed.И она догадывалась, что, как только за нею закрылась дверь, они поспешили вернуться к прерванной работе и начисто забыли о ней, словно ее и на свете не было.
She felt shut out not only from that poor little convent, but from some mysterious garden of the spirit after which with all her soul she hankered.Она чувствовала, что ей заказан вход не только в этот нищий монастырь, но и в некий таинственный сад, о котором тоскует ее душа.
She felt on a sudden alone as she had never felt alone before.Она вдруг ощутила такое одиночество, какого не знала доселе.
That was why she had wept.Потому она тогда и заплакала.
And now, throwing back her head wearily, she sighed:И теперь, устало откинувшись в кресле, она вздыхала:
"Oh, I'm so worthless."- Какое же я ничтожество!
XLVI46
Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии