Узы купидона

Они забрали Окота. Мне нужно найти его и убедиться, что с ним все в порядке. Но либо подземелья хорошо спрятаны, либо их не существует, потому что я ничего не обнаруживаю. Может, во временной резиденции их просто нет? Надеюсь, что так, потому что иначе я рискую оставить Окота там, где его никто никогда не найдет.

На всякий случай я проплываю через пол, но там только камни и земля. Когда я снова оказываюсь за пределами замка, я оглядываю все плавучие острова на горизонте. И не узнаю ни одного из них.

– Здорово. Просто чертовски здорово.

Я понятия не имею, где нахожусь. Я понятия не имею, в каком направлении мне нужно лететь, чтобы попасть на королевский остров. Не думаю, что я смогу воспользоваться порталом, находясь в бестелесном состоянии. Но я все равно пытаюсь.

Ничего не получается. Я прохожу прямо сквозь него.

– Черт!

Я смотрю на фейри, которые легко проходят в порталы. А еще я подслушиваю, надеясь и одновременно страшась услышать, чем закончился отбор, но никто не вдается в подробности, к тому же многие уже обсуждают что-то другое. Видимо, жестоко убитые фейри не так уж важны.

Мои парни могут быть… мертвы. И вот я здесь, застряла в Завесе, не в силах ничего сделать. Сломанная и невидимая, самый могущественный фейри королевства – мой заклятый враг, и все оружие, что у меня есть, – это любовь и страсть.

Я чертов Купидон. Я не способна со всем этим справиться.

Может, будь я умна, то отправилась бы подальше отсюда. Улетела бы так далеко, как только смогла, и вернулась к работе. Не высовываться, оставаться в Завесе, где я в безопасности, и снова совершать купидоньи чудеса.

Есть только одна проблема. Точнее, четыре. Я не могу их бросить. И не могу вновь стать той, кем была. Не теперь, когда я все знаю. Когда чувствую.

Я взмываю высоко в небо, оставляя позади остров отбора. Я осознаю, что лечу там, где летал со мной Окот, только посмотрев вниз.

Горе пронзает мое сердце. Окот оказался в западне из-за меня. Он не сделал ничего плохого, но, возможно, из-за меня его держат в тюрьме, пытают или уже убили. Паника толкает меня вперед; лети, лети, лети.

Мне плевать, что Эльфар – наследный принц, я заставлю его заплатить за то, что он отобрал у меня парней.

Я смотрю на бесчисленные плавучие острова вдалеке. Их количество просто поражает. Но надо же с чего-то начинать, и я выбираю север. Все ведь так поступают? Когда что-то ищешь, нужно идти на север.

Но стоит мне направиться туда, как мимо меня проносится стайка высших фейри. Вздрогнув от неожиданности, я оборачиваюсь. Они направляются на запад, и на них надета знакомая униформа.

Королевские слуги.

Я лечу за ними, держась ближе к середине. Им либо не разрешено пользоваться порталом, либо они хотят полетать. В полете они, вероятно, отдыхают.

Их дюжина, мужчины и женщины, они смеются и проделывают в воздухе трюки. Если бы и я не была бестелесной, то ни за что бы за ними не угналась.

Мы летим минимум пару часов. И вот, наконец, я вижу вдалеке поразительный королевский остров. Огромная река стекает прямо с его края, и вода падает куда-то далеко вниз. Сверкающий город раскинулся на фоне пышных садов и леса. И там, на краю, стоит огромный замок, который влечет меня, как маяк.

– Спасибо за то, что показали дорогу, – говорю я слугам.

Теперь они летят намного медленнее, словно им не очень-то хочется возвращаться. Я их не виню. Я была служанкой всего три дня, и все еще не пришла в себя.

Я спускаюсь на остров, прохожу через городскую площадь, через крепостные стены, мимо конюшен и внутреннего двора и прямо через парадные двери замка. Я лечу в покои принцессы Суры.

Увидев знакомую высшую фейри фиолетового цвета, сидящую перед своим туалетным столиком, я подлетаю к ней. Две камеристки заняты шнуровкой вечернего платья и волосами.

– По крайней мере, я нашла вас, – говорю я.

Принцесса смотрит прямо перед собой в зеркало, но я вижу, что ее мысли находятся в другом месте. Ее лицо бесстрастно, как и всегда. Я заметила кое-что: она никогда не совершает лишних движений, даже когда крайне расстроена или встревожена. Она слишком хорошо научена этого не делать. Вероятно, она всю свою жизнь стремилась к тому, чтобы ни одна лишняя мысль или эмоция не отразились на лице без ее ведома. Но за все то время, что я провела, наблюдая за ней будучи Купидоном, когда она была одна и наиболее уязвима, я научилась ее читать. Возможно, я единственная, кто может это сделать.

Крохотная. Едва заметная вещь. Если смотреть достаточно внимательно, то можно увидеть то, что я вижу сейчас. Она втягивает щеки – крошечную их часть. И кусает. Сильно.

Но она делает это очень тонко. Если кто-то посмотрит на нее, то увидит лишь чуть более впалые чем обычно щеки. И хуже всего то, что она делает это с промежутками. Втягивает. Кусает. Отпускает. Затем считает до шестидесяти, или, может, ста, или двухсот, затем проделывает все снова.

И снова.

И снова.