Жуковского в 1823--1825 гг., которое разделял и Кюхельбекер.
4 В 1825 г. возобновляются контакты поэтов, о чем свидетельствует
письмо-записка Жуковского к Кюхельбекеру от второй половины 1825 г.:
"Благодарю вас за ваш подарок. Но на предложение ваше, к сожалению, должен
отвечать: нет. Не имею времени заняться переводом "Макбета", как бы ни
приятно было потрудиться вместе с вами..." (Изд. Семенко, т. 4, с. 586).
5 ...Поэзия есть добродетель! -- цитата из стих. "К кн. Вяземскому и В. Л.
Пушкину" ("Друзья, тот стихотворец-горе...").
6 См. примеч. 28 к "Дневникам" Кюхельбекера.
7 Имеется в виду квартира на Невском проспекте (дом Блудовой,
Литейная часть, д. 177). См.: Иезуитова, с. 289.
8 ..."Для немногих"... -- Пять выпусков альманаха "Для немногих.
F"urwenige" вышли в Москве в апреле -- мае 1818 г. небольшим тиражом. Сюда
вошли лучшие переводы Жуковского.
МОЛИТВА ГОСПОДНЯ, ОБЪЯСНЕННАЯ СТАРИКОМ УЧИТЕЛЕМ
СВОЕЙ ДВЕНАДЦАТИЛЕТНЕЙ УЧЕНИЦЕ
(Стр. 303)
ЛН. М., 1954. Т. 59. С. 512. Рукопись -- Отдел письменных источников
Гос. Исторического музея (шифр 74279). Датируется 1845 г.
H. И. Лорер
ИЗ "ЗАПИСОК ДЕКАБРИСТА"
Василий Андреевич Жуковский обещал своему державному
воспитаннику, когда он ляжет почивать, пойти наведать своих старых знакомых,
но его высочество пожелал, чтоб он немедленно исполнил это, и Жуковский
тотчас же прибежал к Нарышкиным. С каким неизъяснимым удовольствием
встретили мы этого благородного, добрейшего человека! Он жал нам руки, мы
обнимались. "Где Бригген?" -- спросил Василий Андреевич и хотел бежать к
нему, но мы не пустили и послали за Бриггеном. Когда он входил, Жуковский со
словами: "Друг мой Бригген!" -- кинулся к нему на шею1.
Целая ночь пролетела незаметно для нас. Жуковский смотрел на нас, как
отец смотрит на своих детей. Он радовался, видя, что мы остались теми же
людьми, какими были, что не упали духом и сохранили человеческое
достоинство. Между прочим, он удивлялся Сибири, не предполагая ее никогда в
таком цветущем состоянии и довольстве2. Он сказал нам, что наследник еще в
Тобольске справлялся у князя Горчакова, где он может видеть сосланных за 14
декабря, и, получив от генерал-губернатора сведение, что в Кургане нас поселено
7 человек, приказал подать себе список поименный. Еще один луч надежды
озарил наши сердца. Наступило утро, стали благовестить к обедне, Жуковский
ушел будить наследника. Только что он ушел, как прибегает к нам опять
объявить, что его высочество желает, чтобы и мы были в церкви. Мы не заставили
себе повторить этого приказания и, исправив немного наши туалеты,
отправились. Е<лизавета> Петровна3 для такого праздника сняла свое обычное
черное платье и облеклась в светлое.
Тут, в храме Божием, имели мы счастие в первый раз видеть нашего
любезного наследника. Он стоял на ковре один, скромно и усердно молился. Ему
едва минуло 18 лет, и он был прекрасен... Жуковский собрал нас в кучу и
поставил поближе к наследнику. Вот надежда России, вот наша надежда! Мы
искренно желали ему счастия, благополучия и благословения Божия.
По окончании обедни наследник пристально посмотрел на нас,
поклонился и вышел из церкви. Экипажи были готовы, он сел в коляску с
генерал-адъютантом Кавелиным, перекрестился и уехал в дальний путь -- в
Россию. <...>
Два совершенно различных человека сопутствовали наследнику в
качестве руководителей и наставников: Жуковский и Кавелин. Сравнению их
посвящаю несколько строк. Бригген, о котором я уже несколько раз говорил,
служил с Кавелиным в Измайловском полку, они были товарищами, друзьями,
оба капитанами и ротными командирами, и Бриг-ген принял даже роту от
Кавелина, когда сей последний был назначен к в<еликому> к<нязю> Николаю
Павловичу. При этом случае Кавелин сознался Бриггену, что в ротном ящике
недостает 6 тыс. рублей, им промотанных, но Бригген внес свои собственные и
дал товарищу квитанцию в принятии роты. К тому же надобно прибавить, что сам
Кавелин принял Бриггена в члены тайного общества. После таких дружеских,
близких отношений так ли должны были встретиться старинные друзья, из
которых один возвысился, а другой пал? Кавелин даже не спросил о Бриггене, и
когда узнал его в церкви, то только кивнул ему головой, на что, конечно, Бригген
отвечал тем же. Какая разница с Жуковским! И этот достойнейший человек делит
свои заботы о сердце наследника русского престола с таким бездушнейшим
человеком! Не знаю, за какие заслуги Кавелин был сделан с.-петербургским
губернатором. К счастью, [он] вскоре сошел с ума и умер.
В разговоре нашем с Жуковским Нарышкин сказал ему, что ни он сам, ни
товарищи его не просят, да и не смеют просить для себя никакой милости, но
ходатайствуют, ежели им это позволено, за изгнанника чужой земли 72-летнего
князя Воронецкого, которого одно желание -- умереть на родине, на Волыни.
"Ежели возможно, Василий Андреевич, представьте это дело наследнику и
сделайте еще одно добро, к которому вы всегда готовы", -- прибавил Нарышкин.
Жуковский пожелал видеть Воронецкого, я за ним сбегал, и Жуковский,
выслушав всю историю бедного старика, обещал доложить наследнику.