В Багдаде неспокойно

Так Громов выяснил, отчего была суета возле камеры. Как оказалось вовсе не из-за того, что связь со студией пропала. С ней все было в порядке. Артур стоял возле своей камеры, до нее было метра два с половиной, не больше, и вот во время прямого эфира между ним и камерой прошел американский техник, на несколько мгновений заслонив картинку. Путь в обход — был, так что технику необязательно было идти между камерой и корреспондентом. Да и если бы никакого прохода не было, то в таких случаях все равно все, каким бы важным не было дело, ждут — когда эфир закончится, стараются молчать или говорить как можно тише, чтобы не мешать коллегам и не сбивать их с мысли. А для американца этот общепринятый закон был не писан. Техник вел себя как-то неадекватно, руки у него болтались вдоль тела, и двигался он неестественно, точно укурился травки. Эту накладку могли и вовсе не заметить, если в тот момент, когда американский техник прошел перед камерой, картинку перекрыли кадрами налета.

Ну, прошел и прошел — с кем не бывает, подумал Артур, некрасиво конечно, но да ладно.

Он продолжил эфир, и вдруг краем глаза увидел, что техник возвращается и идет тем же маршрутом, что и раньше. Оператор выскочил ему навстречу и, бросив свою камеру, замахал руками, потому что сейчас было важнее техника остановить. Оператор показывал, что сейчас идет прямой эфир, хотя техник и сам мог бы об этом догадаться. Американцы, конечно, в большинстве своем, тупые, но не настолько же, чтобы не понимать элементарных вещей. Так вот техник оператора просто оттолкнул и вновь прошел между камерой и Артуром, опять испортив картинку. Артуру оставалось говорить несколько секунд. Он попрощался, отстегнул микрофон, подошел к американскому технику и ничего не говоря, смачно заехал ему кулаком в челюсть. Удар этот сбил американца с ног. Артур не стал его добивать ногами, стоял и ждал, когда наглец поднимется, чтобы заехать ему во второй раз. Тот ведь два раза испортил картинку, и должен был получить соответственное количество оплеух. К Артуру бросились турецкие техники, повисли у него на руках, стали успокаивать, а американец в этот момент, воспользовавшись суетой, куда-то улизнул.

— Вот никак это чмо найти не могу, — разочарованно закончил свою историю Артур. — Надо бы ему по бубну настучать.

— Молоток ты, Артур, — сказал Сергей, посмеиваясь, — так и надо с этими американскими свиньями поступать, а то возомнили себя властелинами мира. Но ты не боишься, что когда они в Багдад войдут — этот техник будет тебя искать, чтобы отомстить? Он ведь тогда будет под защитой американской армии, — пошутил Громов.

— Ну да, они смелые, когда знают, что им в отместку ничего не будет, а если дело керосином пахнет, то начинает у них очко играть. Да клал я с высокой колокольни на этих американцев.

— Где ты тут колокольню увидел? С минарета придется, богохульник.

— Ага, — засмеялся Артур. Настроение у него заметно улучшилось, а турки уже стали слагать легенды о том, как он одним ударом сбил пендоса с ног.

— Прости, не смогу тебе помочь. Мимо меня он точно не проходил. Ты его возле камеры подожди, — посоветовал Сергей, — он ведь для чего-то приходил, провода какие-нибудь сматывать решил, чтобы убраться отсюда. Он за ними вернется. Вот ты его и встретишь. Только, наверняка, не один придет. Приведет с собой дружков, сколько найдет.

— Я его подожду. Но что-то мне подсказывает, что он уже не придет. Притопает за этими проводами кто-нибудь другой.

— Смотри, не разожги международный конфликт.

— Постараюсь, — сказал Артур.

После первого дня массированных налетов, над городом образовалась устойчивая пылевая завеса, накрывшая его точно шлейфом. Это была некая замена утраченным системам ПВО, ведь пылевая завеса сильно усложнила жизнь тем, кто наводил бомбардировщики на цель. Видимо она сводила с ума тонкие электронные приборы точно так же, как полоски фольги, которыми самолеты во время второй мировой войны обманывали радарные системы противника.

Пыль летала по всему городу, лезла в ноздри при каждом вздохе. На улицах лучше было находиться в респираторах или марлевых повязках, как у жителей Токио, которые без таких приспособлений на улицу вообще не выходят. С марлевой повязкой Сергей ходить не хотел, а банданы, для сооружения повязки наподобие той, какие носили ковбои и грабители банков на диком западе, у него не было. Для этих целей еще отлично подходил арабский платок, в среде русских давно получивший прозвище арафатка в честь лидера Палестинской автономии. Но пока Сергей стойко терпел все невзгоды, без его помощи.

В гостинице лучше было не открывать окна, потому что при этом комната могла всего лишь за несколько часов покрыться тонким налетом пыли. Она не даст заснуть ночью. Будет казаться, что вместо простыни, тебе постелили лист наждачной бумаги.