В бессердечном лесу

Деревья протягивают крючковатые пальцы. Под землей извиваются корни. Они хотят схватить его. Заманить. Выдавить душу из его тела, раз уж я отказалась.

– Не отходи от меня.

Он крепко держит меня за руку. Его страх вспыхивает жарко и ярко. Но его вера в меня сильнее.

Он не отпускает.

В голове крутятся мысли о душах, которые погубила сегодня моя сестра.

Ему не стоит доверять мне.

Мы доходим до нашего холма. Я забираюсь на вершину, присаживаюсь на траву.

Он садится рядом. Бдительный. Напряженный.

Деревья шумят и скрипят.

Они злые.

Хотят присвоить его себе.

Но я не позволю.

Я погружаю изуродованные руки глубоко в склон холма.

Земля тянется ко мне,

вдыхая жизненный сок,

что течет по моим жилам.

На руках вырастают новые пальцы,

а из них выстреливают корни,

тянутся выше и выше, к небу.

Я оживляю их песней.

Приказываю расти, расти.

Они образовывают круг.

Отращивают ветки,

распускают хрупкие листья.

Я пою и пою,

пока деревья не достигают нужной высоты, чтобы скрыть нас от леса.

И замолкаю,

прежде чем они закроют небо.

Потолком нам

служат

звезды.

Я открываю глаза

и достаю руки из земли.

Раз мамины деревья злые,

мне пришлось вырастить собственные.

Я не знала,

что мне хватит сил.

Все это время Оуэн молча сидит рядом.

Я перевожу на него взгляд. Его глаза округлились от изумления.

– Волшебство… – выдыхает он.

– Рост. Мои деревья будут защищать нас столько, сколько мы захотим.

Он изучает меня

в серебристом сиянии.

Его кадык подпрыгивает, когда он сглатывает.

– Они прекрасны. Невероятны. Прямо как ты.

Моя сестра убила всех людей в лесу.

А

я

наблюдала

и

ничего

не

сделала.

Он говорит, что я прекрасна,

а я не могу смотреть ему в глаза.

– Что ты принес? – спрашиваю я.

Он ставит коробку на траву и открывает ее.

Достает что-то высокое, почти ему по плечо.

– Это виолончель, раньше она принадлежала моей матери. Сыграть тебе?

– Да, – отвечаю я, хотя до конца не понимаю, что он имеет в виду.

Виолончель захватывает все мое внимание.

Ее корпус сделан из блестящей древесины.

Как по мне, она отдает дань уважения дереву,

которым когда-то была.

Корпус изогнутый и скошенный, с натянутыми струнами.

Оуэн берет смычок из коробки,

прижимает сверху виолончель,

ставит ее между ног.

Проводит смычком по струнам.

И на холме раздается музыка.

Я завороженно слушаю.

Он играет музыку

сердца леса.

Играет музыку

моего сердца.

По моим

щекам

бежит

роса.

Я чувствую его мелодию внутри себя,

как она укореняется в соке и коре.

Она нарастает, как гром,

шепчет, как листья в ручье.

Насыщенная, как мед, как почва.

Он покачивается в такт музыке.

Эта виолончель –

его голос,

его сердце,

его душа.

Смычок замирает.

Он кладет инструмент на траву.

Присаживается рядом со мной,

достаточно

близко,

чтобы

прикоснуться.

– Серена, ты плачешь.

– Я не человек. Я не могу плакать.

– И все же… – Его пальцы ласково вытирают росу с моего лица. – Что не так?

Я не могу рассказать,

что моя сестра всех убила.

Не могу рассказать,

что я не остановила ее,

что моя песня стала их погибелью.

Не могу.

Не могу.

Хотела бы я, чтобы внутри меня

обитала музыка виолончели,

а не мамина

чудовищная песнь.

Он берет меня за руки.

Поглаживает бугристую кору на костяшках пальцев.

– Я не хочу быть монстром. Но я всегда буду только им.

– Монстр не пощадил бы меня или мою сестру. Монстр не смотрел бы на звезды с таким восторгом и не растрогался бы от бездарной игры на виолончели.

Мое сердце идет трещиной.

Теперь он так близко…

От него пахнет чернилами

и корицей.

Я хочу

обвести его глаза пальцами.

Хочу,

чтобы он сел еще ближе.

Но…

– Я не могу быть кем-то другим просто потому, что тебе так хочется.

– А кем ты хочешь быть?

Он смотрит на меня,

я смотрю на него,

и кажется,

будто весь мир

затаил дыхание,

ожидая

моего ответа.

Он красивый и хрупкий.

Но его душа невероятно сильна.

– Кем-то новым, – говорю я.

Он улыбается.

– Значит, так тому и быть.

Он отпускает мою руку.

Берет виолончель.

Играет и играет.

А я пытаюсь

вобрать в себя его музыку,

чтобы она заполнила пустоту,

где должна обитать душа,

которой у меня нет.

Мне хочется задержать его здесь навсегда,

в моей крепости из деревьев.

Но когда рассвет проводит по небу

розоватыми пальцами,

я пою, приказывая открыться щели между ветвями,

создаю безопасный туннель,

идущий вплоть до стены.

И я

его

отпускаю.

Глава двадцать пятая. Оуэн

Работа на телеграфной станции требует больше ума, чем я ожидал. Нужно запомнить код, состоящий из длинных и коротких сигналов, научиться переводить их в слова – и это только для входящих телеграмм. С исходящими все наоборот. Мне не привыкать к кропотливой работе, но монотонность новых обязанностей в придачу к недостатку сна заставляют меня скучать по славным денькам, когда я гонялся по огороду за грязной Авелой и мыл посуду, пока она спала.

Телеграфная станция находится рядом с постоялым двором – это узкое здание без окон, в котором вмещаются всего два деревянных столика – привезенных из Сайта или еще откуда, как я полагаю – и два набора телеграфного оборудования. Со мной в паре всегда еще один телеграфист. Как оказалось, в вечернюю смену здесь работает Майрвэн Гриффит – она приходит, как раз когда я ухожу.