В бессердечном лесу

– Ворота закрыты, – хрипло говорит левый. – Возвращайся утром.

Я выуживаю из кармана ордер на папин арест и передаю его.

– Мне нужно увидеться с королем.

Страж проходится взглядом по бумажке и вручает ее своему приятелю.

– Иди за мной, – говорит правый.

Затем забирает у меня нож, который я только вчера приставил к шее Серены, открывает ворота и машет, чтобы я проходил. Я следую за ним по холму.

Подъем крутой. К тому времени, как мы доходим до дворцовых ворот, я весь обливаюсь потом. Высокие арочные двери сделаны из камня с резными узорами в зелено-золотых тонах, которые я узнаю не сразу. Пока страж объясняет мое присутствие дежурной паре, я наконец понимаю, что к чему: зеленым цветом окрашены листья, а золотым – звезды, переплетающиеся друг с другом нескончаемой чредой. Интересно, с чего бы наш король, который воюет с Гвиден дольше, чем я живу, украсил дворец символами ее леса?

Городской страж передает меня дворцовому, и тот, открыв небольшую дверь в воротах, бесцеремонно заталкивает меня внутрь.

Я оказываюсь один во дворе: сзади – ворота, по бокам – высокие стены, густо увитые плющом. Впереди возвышается сам дворец – внушительное сооружение из углов и арок, подсвечиваемое сзади растущей луной. Я поправляю рюкзак на ноющих плечах и решительно направляюсь к двери, где показываю ордер на арест отца очередной паре стражей. Обе женщины и выглядят как юная и пожилая версии самих себя – определенно родственницы. Волосы юной укорочены до подбородка; та, что постарше, заплела свои в длинную косу, закинутую на плечо.

Старшая показывает жестом идти за ней по двору и проводит меня через дверь, вырезанную в увитой плющом стене. Мы идем несколько минут по каменному коридору, освещенному масляными лампами, а затем она заводит меня в комнату, которая явно служит кому-то кабинетом. Стол у задней стены завален бумагами. Ветхая книжная полка гнется под тяжестью чрезмерного количества книг. На красной оттоманке стоит поднос с грязными чашками из-под чая и горсткой недоеденного печенья. В углу на меня с подозрением косится рыже-коричневая кошка.

– Сын Меррика, – говорит стражница мужчине за столом. Ему где-то около тридцати, у него темные волосы и черные глаза, а на кобальтовой форме висит столько медалей, что на них можно прокормить целую деревню.

– Оуэн, – подсказываю я, после чего женщина отдает честь капитану и уходит.

– Оуэн, точно. Присаживайся. – Он неопределенно показывает рукой в сторону оттоманки. – Я Талиесин, капитан гвардии его величества.

После пары неловких секунд и активной жестикуляции Талиесина я убираю поднос с оттоманки и сажусь, передавая ему ордер на арест.

– Произошла какая-то ошибка. Мой отец работает на короля Элиниона. Он бы ни за что не предал нашу страну. И я хочу знать, что произошло с моей сестрой. Она здесь? С ней все в порядке? Мне нужно ее увидеть.

Капитан облокачивается на стол или, точнее, на внушительную стопку бумаг, которую он будто не замечает.

– С твоей сестрой все хорошо, но здесь нет никакой ошибки. Калон Меррик в тюрьме и ждет суда. Боюсь, его вина неоспорима, и твоему отцу грозит либо казнь, либо пожизненное заключение, зависит от снисходительности нашего короля.

Я стараюсь подавить вспышку дикой паники.

– Не понимаю… В чем его обвиняют?

Талиесин одаряет меня покровительственной улыбкой.

– Подробности знает только сам король Элинион. И твой отец, разумеется.

– Тогда как его вина может быть «неоспоримой»? – я с трудом сдерживаюсь, чтобы не повысить тон.

Капитан вскидывает бровь.

– Ты обвиняешь нашего короля во лжи?

– Нет, конечно! Но на кону жизнь моего отца! Хотя бы позвольте мне увидеться, поговорить с ним. Пусть он все объяснит.

– Боюсь, это невозможно. Твоему отцу запрещено с кем-либо видеться, чтобы он не распространял свои предательские идеи.

– Какие идеи?

Талиесин пожимает плечами.

– Ни меня, ни тебя это не должно заботить. Так, а теперь что касается дома твоего отца…

– Нашего дома?!

Он смотрит на меня с легким замешательством, будто и близко не понимает, почему я злюсь.

– Да. Дай-ка взгляну… – капитан с пару секунд роется в документах на столе и достает нужный. – Дом твоего отца, подаренный ему королем, был передан короне. Боюсь, тебе придется найти новое место жительства.

– ЧТО? – я вскакиваю и еле сдерживаюсь, чтобы не броситься на него через стол.

Талиесин просто передает мне бумажку, и я сердито выхватываю ее. Довольно трудно читать, когда перед глазами пляшут белые пятна от злости, но мне удается уловить суть: это документ об изъятии дома и имущества отца. О том, что еще сказал Талиесин, я даже думать боюсь: о «казни» или «пожизненном заключении». Кажется, будто меня разделили надвое: тело застыло тут, а разум удалился.

– Значит, я заберу Авелу и поеду собирать вещи, – устало произношу я и снова опускаюсь на оттоманку.

Думаю о маминой виолончели в шкафу, о телескопе и книгах в обсерватории, об игрушках Авелы, раскиданных по ее маленькой комнатке, о кружевных занавесках, которые сшила мама, прежде чем уйти из нашей жизни.

– К концу недели я все подготовлю к переезду, даю слово.

Талиесин хмурится.