В бессердечном лесу

– Обед, – говорит она, кивая на поднос. Когда я не отвечаю, добавляет: – Для тебя.

Опомнившись, я забираю поднос и осторожно опускаюсь посреди прохода конюшни.

– Спасибо.

Она не уходит, как я того ожидал, а просто стоит и наблюдает за мной. Я съедаю обед в один присест: бутерброд с курицей и сыром, стакан холодного молока. Может, это не так уж плохо, что вместо столовой мне приходится торчать в конюшне с исполосованной спиной.

Закончив, я возвращаю поднос, но Бедвин все равно не уходит.

– Тебе нужна помощь? Ты ведь помог мне с картошкой.

– Я должен справиться самостоятельно.

Ее взгляд опускается к моей пропитанной кровью рубашке.

– Вряд ли у тебя получится.

Она права.

– Разве тебя не хватятся на кухне?

Бедвин пожимает плечами и опускает поднос на пол.

– Не думаю. Я здесь новенькая и уже успела прославиться своей глупостью.

Я улыбаюсь.

– Ты не глупая.

– О, еще какая глупая. Повар сказал, что я совершенно бесполезная. Мне запретили заходить на кухню и в прачечную, а этим утром я уронила ведро с грязной водой на бесценный ковер. Теперь мне доверяют только разносить еду, и то не всегда. – Она наклоняет голову и улыбается мне. Обводит рукой стойла со смешинкой в глазах. – Так что распиши мне в мельчайших подробностях, что нужно делать.

Остальные стойла Бедвин вычищает сама, мне даже не разрешает встать. Она поразительно сильная для такой худышки, и я с удивлением ловлю себя на том, что засматриваюсь на нее.

Закончив, она садится рядом со мной, вся мокрая и покрытая грязью, но от нее пахнет чем-то сладким. Словно дикими цветами, раскрывающимися на солнце.

– Я тебя знаю? – внезапно выпаливаю я.

Ее улыбка слегка меркнет, и Бедвин мотает головой.

– Только по картошке. – Осторожно проводит пальцами по бинтам на моих плечах: – Мне жаль. Они не имели права так с тобой поступать.

Я пытаюсь пожать плечами и морщусь от боли.

– Они могут делать все, что им угодно.

– Ты нашел того, кого искал тем вечером?

– Нет. И меня поймали во дворце, так что я не знаю, как продолжить поиски.

Она хмурится.

– Кого ты ищешь? Не… не Пожир… в смысле короля?

Я недоуменно кошусь на нее.

– У меня уже была встреча с королем, и мне хватило сполна.

Бедвин передергивается и становится бледнее, чем обычно.

– Мне не нравится находиться так близко к нему. Он меня пугает.

– Я тоже от него не в восторге, но чем он тебя пугает?

– Он монстр, – просто отвечает она дрожащим голосом.

У меня все сжимается внутри.

– Я думал, все монстры живут в лесу.

Зря я это сказал. Бедвин отшатывается от меня, берет поднос и прижимает его к груди.

– Экономка наверняка уже заметила мое отсутствие. Лучше я пойду.

Она смотрит куда угодно, только не на меня. Даже не знаю, что сказать, чтобы она снова расслабилась.

– Спасибо, что помогла. Сам бы я ни за что не справился.

Она на секунду поднимает на меня взгляд и предлагает:

– Я могу обыскать дворец за тебя. Мне разрешено ходить только туда, куда меня посылают. – она кривится; за это ей тоже явно делали выговор. – Но все и так считают меня глупой, а потому не удивятся, если я потеряюсь. Кого ты ищешь?

– Младшую сестру. Ей всего два года. Кажется, король запер ее где-то во дворце. Я должен найти ее.

Бедвин кивает.

– Я поищу, – обещает она и смотрит на меня еще секунду, после чего слабо улыбается и уходит.

С какое-то время я просто сижу, глядя ей вслед. Затем поднимаю свое ноющее тело и иду отчитываться перед Карис, что закончил чистить конюшню.

Она сообщает, что завтра я возвращаюсь к тренировкам, и внезапно отправляет меня на кухню мыть посуду. Я по локти в мыльной воде, когда неожиданно заходит Бедвин с подносом, полным грязных тарелок.

Она тоже не ожидает меня увидеть.

И роняет поднос.

Глава сороковая. Серена

Быть человеком – самое странное, что приключалось со мной в жизни. Мое тело устает и голодает. Ладони грубеют и трескаются от тяжкого труда. Ноги, спина и руки болят от стояния, ходьбы и подъема тяжестей. Голова идет кругом от попыток вспомнить схему дворца, указания повара и экономки, имена других служанок, названия.

Каждый раз, когда я вижу Оуэна, сердце больно сжимается в груди. В тот первый вечер, когда он помог мне почистить картошку. Этим днем в конюшне. От вида его окровавленной спины мне хотелось задушить Пожирателя Душ собственными голыми руками. Я знаю, что это его вина, не иначе.

Теперь Оуэн стоит на коленях посреди моечной и собирает битые тарелки, пока я пялюсь на него с открытым ртом, как рыба, выброшенная на сушу. Он поменял рубашку, но на ней все равно расцветают алые пятна.

Я заставляю себя двигаться, действовать. Осторожно присаживаюсь рядом с ним, чтобы не зацепить острые осколки.

– У тебя есть метла? – спрашивает он, когда мы заканчиваем собирать большие куски.

Я киваю на каморку в углу, и Оуэн идет за ней, после чего наклоняется и сметает остатки, хотя я догадываюсь, как ему больно. Он кривится при малейшем движении.

– Мне нужно домыть посуду, не то командир сдерет с меня шкуру.

– Я должна была все это помыть, – признаюсь я, беспомощно глядя на мусорное ведро.

– Ну, тем меньше работы для нас, – смеется он.