Он кричал истерично, а Манику становилось ясно, что толком им ничего не известно, но, видимо, подозрения какие-то возникли. Откуда бы это? Вроде бы все он делает осторожно, как всегда. Случалось, забредали немецкие патрули. С ними не страшно: поднесешь по стаканчику и выпроводишь. Однажды ночью нагрянули немцы, а в доме как раз ночевала Катюша-партизанка. Все обошлось… И тут Маник подумал о Баркаре. Есть такой в Сарата-Галбенэ, подальше бы от него… Никогда не приходил, а теперь повадился, в приятели набивается. Вспомнился его последний приход. «Бунэ зиуэ. Кум трэешть?» Ничего, спасибо. Постояли, покурили. Собрался уходить — попросил воды напиться. Поднес кружку к губам и спрашивает: «Не отравленная?» «Бог миловал», — спокойно ответил Маник. А Баркарь наклонился к уху лесника и говорит: «Ходят слухи, что партизаны начали колодцы травить. До чего обнаглели, а? Надо в оба смотреть»…
Только теперь, стоя перед орущим жандармом, Маник сообразил: ой, неспроста ходит этот Баркарь…
В тот же вечер, найдя в известном ему месте партизанский караул, Маник попросил провести его к Александрову.
Командир отряда встретил его дружеским рукопожатием. «Хорошо, что пришел, — сказал он. — Сейчас у нас вроде общего собрания будет. Приглашаю официально…»
Впервые Маник присутствовал на таком собрании партизан. В овраге неподалеку от становища собрались представители отрядов, действовавших в данном районе. Были здесь командиры отряда «За честь Родины» Костылев, отдельной диверсионно-разведовательной группы Алмазов, его комиссар Солодовников, начальник штаба отряда имени Кутузова Катюша Юшко и другие. В сумерках, сгущавшихся над оврагом, Маник едва различал знакомые лица партизан и среди них своих земляков, за которых он ручался перед командирами.
Из докладов командиров вырисовывалась общая картина партизанской борьбы с фашистскими захватчиками в кодрах. Отряды, обосновавшиеся в ганчештских лесах, контролируют территорию радиусом 35–45 километров. С местным населением установлены прочные дружеские связи. В партизанские отряды добровольно вступили жители Логанешт, Ульмы, Стольничен, Чучулен, Кристешт, Ниспорен, Варзарешт, Сарата-Мерешен, Ниморен, Лозово и других сел. В них имеются связные и разведчики, налажены явки, намечены дома, где можно укрывать и лечить раненых, работают организаторы по сбору и закупке продовольствия.
Удары партизан по врагу становятся день ото дня все ощутимей. Благодаря хорошо поставленной разведке с помощью местного населения удается успешно устраивать засады и наскоки на отдельные подразделения противника. Так, например, только 13 июня в засаде на шоссе Лапушна — Ганчешты (это докладывала начальник штаба отряда имени Кутузова Катюша Юшко) уничтожено более 20 оккупантов. В тот же день на дороге Болчаны — Сарата-Мерешены был подбит немецкий мотоцикл, а мотоциклист уведен в лес. Вечером того же дня группа, которую водила в засаду сама Катюша Юшко, на дороге Лапушна — Болчаны отправила на тот свет 12 фашистов. В этой стычке была ранена Катюша. Ночью ее переправили в домик к леснику Манику, где она и находилась в течение двух недель до выздоровления. В июне совершено еще три нападения на гитлеровцев, убито 20 фашистов.
Несмотря на меры, принятые карателями против партизан, их боевые действия в июле еще больше активизировались, участились засады, внезапные налеты на жандармские посты, повреждения телеграфных и телефонных линий. На заминированных участках дорог подрывались автоколонны и конные обозы. А в конце месяца группа в 12 человек во главе с Анатолием Степановым у села Спориец вступила в бой с целой румынской ротой. Подпустив противника метров на сто, партизаны открыли огонь из автоматов. Солдаты в панике бежали. Офицеры заставили роту окопаться и ввести в действие пулеметы. Тогда горсточка смельчаков партизан ползком забралась в тыл вражеской цепи и забросала оккупантов гранатами.
Однако на выручку попавшей в засаду роте уже спешило подкрепление. Партизаны начали отходить, но огня не прекращали, нанося урон наседавшему врагу. В этом бою пал смертью героя Андрей Павленко. Тяжело ранен Григорий Малышев. Уйти со своими он уже не мог и, пока у него оставались патроны, продолжал отстреливаться, не подпуская к себе фашистов. Последний патрон оставил для себя, живым в плен не дался…
Партизаны встали и минутой молчания почтили память павших товарищей. Александр Маник встал вместе со всеми. В овраге было уже совершенно темно, присутствие многих людей в наступившей тишине чувствовалось по дыханию, единому и согласному, будто они пели молчаливую и величественную песню без слов. Взволнованно слушал эту песню лесник. Печаль сжимала сердце. Но под пеленой печали неудержимо росло и ширилось радостное ощущение близкой свободы: оккупантов-то бьем — и на фронте и в тылу!