Читаем В большом чуждом мире полностью

Жилось ему в общине хорошо. Некоторые все еще жалели Росендо, которого никак не выпускали из тюрьмы. Однажды Амбросио Лума сказал, что надо плести циновки и жечь известь на продажу, и все отправились резать тростник и жечь синеватую известь. Валенсио научился всему этому, но попросил за работу не деньги, а хлеб, и ему принесли мешок хлеба. Он угощал Тадею, хлеб был очень вкусный.

Как-то вечером распогодилось, вышел месяц, заиграли звезды, дети побежали в пампу и весело запели: «Луна, луна!» Валенсио вспомнил свое горькое детство, а тут детей не пороли, и всем было хорошо. Потом стригли овец, но никто не отбирал шерсть, вся общине осталась, и Тадея сказала, что соткет ему пончо. Он попросил малиновое в зеленую полоску, она такое и сделала, очень красиво вышло.

Сестра должна вот-вот родить, и ему так славно с Та-деей, и пончо у него новое, и циновок он еще наделает, чтобы купить Тадее платье, и горы тут высокие, и небо ясное, и озеро блестит, как Тадеины глаза…

XIII. Что бывает на руднике

Калисто Паукар идет по пуне Гальяйяна к Навильке. Завтра он увидит рудники, где добывают золото, медь и серебро; последний рудокоп получает там по солю в день. Во всяком случае, так ему сказали. В широкую дорогу вливаются сотни тропинок, вьющихся меж отрогов Анд, и сейчас по одной из них надсмотрщики и жандармы гонят каких-то людей. Стражи едут верхом, ружья сверкают, плащи и пончо особенно ярки на сером фоне пожухлой травы; узники же бредут, спотыкаясь, попарно скованные цепью. Калисто испугался было, но решил, что ни в чем не виновен, никому ничего не должен, и пошел дальше. Свернув на большую дорогу, всадники поравнялись с ним.

— Стой! — крикнул один из надсмотрщиков. — Имя? Фамилия?

— Калисто Паукар.

Другой вынул длинный список и принялся читать про себя, а узники тем временем с жалостью глядели на Калисто.

— Беглый, не иначе, — сказал первый надсмотрщик. — Вон как перепугался!

— Я и не знаю, что такое беглый, сеньор…

— Не знаешь?

Второй дочитал бумаги и сообщил:

— Есть Калисто Парра.

— Видишь? Фамилию поменял!

— Вроде бы я его помню, — сказал третий.

— Взять! — скомандовал главный.

Один из узников возмутился:

— Черт знает что! Я этого парня ни в одном поместье не встречал, а его берут, потому что имя совпало. Да по одежде видно, он с гор. Люди мы или кто? Возьмете его — я лягу, и никто меня с места не сдвинет, хоть стреляйте. И все мы ляжем, а, ребята?

Стражам не хотелось задерживаться в этом холодном краю, и они двинулись дальше. Кроме того, им надо было довести до места побольше работников. Калисто подошел к человеку, который и в цепях решился отстоять его свободу.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Зовут? А на что тебе? Я — беглый, убежал с сахарной плантации. Все мы рабства не вынесли. Мы там кругом в долгу, все берем в долг, а расплатиться не можем, и лихорадка нас извела, и работа хуже некуда, и бьют смертным боем. Не ходи туда, парень. А ты куда собрался?

— В Навильку, на рудники…

— Я там не бывал. Ну, дай тебе бог… А про имя мое не думай, больше меня не встретишь. На хозяев управы нет, надсмотрщики нас ловят, власти с ними заодно. И все за долги, черт бы их подрал… Так и подохнем на плантации, покоя не узнаем… Иди, парень, ступай поскорее от этих псов.

Калисто проводил взглядом несчастных, оборванных узников, но думал о них недолго, ибо перед ним возникли вдалеке огромные трубы Навильки. Дорога здесь раздваивалась, и он пошел к рудникам, а узники — в другую сторону. Вдруг над его головой появилась вагонетка, скользившая откуда-то с вершин.

Дорога резко свернула, и Калисто оказался в том самом месте, где какие-то черные люди сгружали уголь с вагонеток. Пониже стояли жестяные домики, крытые соломой или черепицей, а кругом, на холмах, разевали черную пасть старые и новые шахты. Плавильные печи были дальше, за оврагом и за мостом, и Калисто направился туда. Его пугало и радовало, что здесь столько народу, столько нового: рельсы, вагонетки, груженые платформы, вагоны с окошками, набитые людьми. Шум стоял страшный, стучали колеса, а вообще-то Калисто не очень понимал, что это так гремит. Мост ему очень понравился. В самую Навильку он вошел уже под вечер, увидел у лавки человека с кожаным мешком, спросил его, где тут нанимаются, и тот показал дверь по другую сторону улицы. По тротуарам и по мостовой шли рабочие со странными железками в руке, у некоторых была на голове лампа. Калисто перешел дорогу, открыл дверь и сообщил какому-то человеку с книгой, что хочет здесь работать.

— В самое время пришел! — сказал человек, и усы у него почему-то задрожали. — Мученье у нас с людьми… Явишься в понедельник, запишем в любую бригаду. А пока располагайся в бараках, в третьей секции…

Он подошел к двери и показал:

— Завернешь за угол, пройдешь квартал и еще свернешь направо.

Калисто все это запомнил, но не знал, добрался ли он до третьей секции, ибо не умел читать. Кто-то крикнул изнутри:

— Заходи в каюту!

— А это третья секция? — спросил Калисто.

— Третья, третья…

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежный роман XX века

Равнодушные
Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы. Разговоры, свидания, мысли…Перевод с итальянского Льва Вершинина.По книге снят фильм: Италия — Франция, 1964 г. Режиссер: Франческо Мазелли.В ролях: Клаудия Кардинале (Карла), Род Стайгер (Лео), Шелли Уинтерс (Лиза), Томас Милан (Майкл), Полетт Годдар (Марияграция).

Альберто Моравиа , Злата Михайловна Потапова , Константин Михайлович Станюкович

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза