На совете Бенито выступил со своими предложениями, но Клементе Яку возразил, что общинники не хотят нарушать традиции, а Артидоро Отеиса — что опасно пугать народ. Его поддержали и другие. Тогда Бенито сказал, что не хочет никого впутывать и сам берет на себя ответственность. Если решение осудят, единственным виновным назовется он.
В одно ясное утро удары молота зазвучали вдали, в русле, по которому в разлив стекала вода: Бенито Кастро, Порфирио Медрано, Росендо Пома и Валенсио прокладывали шурфы. Стояло лето, воды почти не было, и пуна пожелтела от жажды. Инструменты дал Эваристо, а динамит — Доротео, из старого запаса, спрятанного в хорошем месте.
К закату дня вздрогнули ближние горы. Взлетели камни и щебень и осыпались в озеро. Перепуганные утки долго кружили в воздухе, не решаясь спуститься на воду. Прибежали общинники и увидели, что четыре смельчака любуются делом своих рук. Каменистый перешеек исчез, и по руслу со звонким журчанием устремилась вода. Все молчали: одни — от восхищения, другие — от страха. Потом некоторые стали возмущаться:
— Для чего вы это сделали?
— Теперь жди беды.
Бенито Кастро крикнул:
— Я это сделал, я отвечаю. За весь день косматая женщина так и не появилась. Пусть она выплывет сейчас и меня потопит. Я в ответе…
Вода спокойно бежала по камням, и никакая хозяйка озера ей не мешала. Боязливые все же устрашились дерзости Бенито, а Валенсио хохотал от радости. Пончо колыхались на ветру, как закатные облака. В щели, по которой сбегала вода, нарастал рокочущий шум. Вдруг Артемио Чауки дико завопил и бросился с ножом на Бенито, крича: «Чужак! Чужак!» Бенито спокойно выждал, схватил его за запястье, и нож упал. Потом ловко ударил в поддых — этому он научился в чужих краях, — и Артемио рухнул на землю. Надвигалась ночь. Главный виновник событий и его приспешники зашагали к селению; за ними, оживленно споря, шли общинники. За ужином Себастьян Пома изрек:
— Конечно, Бенито, ты впутался в серьезное дело. Но давно уж пора, чтобы кто-то за это взялся. Я буду за тебя, и я рад, что мой Росендо тоже тебе помог, хотя и не посоветовался со мной. Надо бы его побранить…
Бенито был молчалив и задумчив, но улыбнулся, когда веселая Хуанача шепнула ему на ухо:
— Пометь это где-нибудь. Сегодня мой Себастьян долго говорил…
Тяжкая темнота сгущалась. Шум воды слабел и в конце концов слился с шумом ветра. Лаяли собаки. Робкие общинники все еще боялись услышать плач водяной женщины. Но ночь спустилась тихо, и Маргича обняла мужа с волнением и надеждой.
— Надо ковать железо, пока горячо. Завтра займусь Чачо. Семь бед, один ответ.
Черное поле, оставленное схлынувшей водой, было видно издали. Бенито и его сторонники, которых за ночь стало больше, походили вокруг, но близко подобраться не смогли — земля была еще топкой, хотя уже ясно стало, что в их распоряжении окажется огромный участок. Правда, тростник, доходивший до самого склона, отчасти посохнет, но это не так уж важно. И Бенито сказал своим:
— Надо делать все разом. Пойдем прикончим Чачо.
— Идем!
— Молодец Бенито Кастро!
Чтобы устрашить противников, Бенито и Порфирио подняли ружья. Артемио Чауки побежал к Доротео Киспе, у которого тоже было ружье:
— Доротео, не соглашайся. Возьми своих парней. Ведь эти до беды доведут…
Доротео насмешливо скривил толстые губы:
— Хе! А на что же тогда Чачо? Вот он им и задаст.
Группа Бенито располагала теперь поддержкой старика Педро Майты и всей его семьи. Старый каменщик всегда сетовал, что люди боятся строить на старом месте и пропадает такой великолепный камень. Другие пришли к развалинам на всякий случай, но тоже вроде бы сочувствовали. Чтобы и их уведомить о своей цели, Бенито приблизился к крайней стене и позвал:
— Выходи, Чачо, я тебя не боюсь. Разрази меня гром, если ты существуешь…
С силой пнув стену, он свалил несколько камней. Потом все пошли на середину бывшей деревни и стали разваливать постройки. В новых домах комнаты будут просторнее…
Под давлением Артемио Чауки и других Клементе Яку созвал общину, чтобы обсудить действия Бенито Кастро. Народу стеклось много, одни лишь старики да больные не пошли. Самого Клементе донесли до его скамьи на руках, а рядом с ним, как обычно, сели рехидоры. Бенито был все в том же диковинном костюме, в фетровой шляпе и в сапогах. Себастьян советовал ему надеть сомбреро и разноцветное пончо, но он отказался, — вообще-то он ничего против не имеет, но внезапную перемену могут истолковать как отступление. А он будет биться до конца.
Клементе Яку коротко изложил дело. Все думали, что споров будет мало — очень уж серьезно обвинение, и Бенито все взял на себя.
Артемио Чауки говорил от имени недовольных, которых было много, судя по одобрительному шуму, то и дело прокатывавшемуся по рядам. Он был все тот же неподатливый индеец, ворчащий на всякое новшество. Закатное солнце освещало его непокрытую стриженую голову и потное лицо.