В большом чуждом мире

Он сказал, что община едва оправилась от бед, все тяжело трудились и только-только стали жить спокойнее. А теперь появился человек, который никогда и не был хорошим общинником, и снова начались беды. Человек этот отсутствовал шестнадцать лет и, как можно видеть, возвратился с недобрыми намерениями. Люди издавна чтили зачарованное озеро, а он осушил часть водоема, да еще взрывом. Чачо — злой колдун, но Бенито не боится его разозлить. Чего же он добивается? Только вреда для общины.

— Верно! — закричало несколько голосов.

Бенито Кастро поднялся во весь рост, и сразу все затихли. Он снял шляпу, открывая солнцу причесанную голову с косым пробором. Маргича смотрела на него тревожно, а Чабела плакала, и он подбодрил их улыбкой. Потом строго оглядел всех и заговорил. Голос его был спокоен, жесты энергичны.

Он сказал, что вернулся не разрушать, а строить. Да, он пробил русло динамитом, но с осушенной равнины можно получить хороший урожай. Да, он свалил несколько старых стен, но на их месте вырастут прочные и красивые дома. Никаких чар в озере нет — ведь водяная женщина не появилась. Чачо тоже нет, иначе бы он убил людей, разрушивших его жилище. Да, он хочет многое переменить, потому что иначе не избавишься от темноты и рабства. Почему Альваро Аменабару не повредила Наша Суро? Потому что он ее не боялся. Вот и он, Бенито, хочет, чтобы сеяли у озера и в обширной пампе. Урожай соберут превосходный, можно будет снова подумать о школе. Если в Янаньяуи построить школу, через десять или двадцать лет никто не поверит в зачарованные озера и всяких Чачо. Из-за того, что помещики не суеверны, они лучшие хозяева, ибо пашут везде, где это удобно. Но нельзя ожидать десять или двадцать лет. Надо начать жить иначе прямо сегодня. Развалины защищены от ветра гребнями Руми, доходящими до самых предгорий Вершины. На этом месте можно построить другое, лучшее селение.

И, решительно взмахнув рукой, Бенито закончил:

— Я люблю свою общину и вернулся потому, что люблю ее. Я люблю землю, люблю свой народ, его традиции. Но я вам скажу, что каждый народ таков, какова его вера. Твой прадед, Артемио Чауки, рассказывал, что в старину общинники считали себя потомками кондоров. Это красивая и гордая вера. А теперь уже никто не думает, что он происходит от кондора, зато верит в зачарованное озеро с лохматой женщиной и в смешного уродца… Как вы смеете так себя унижать? Их нет, и только страх мешает нам работать, как нужно бы. Дома мы построим прочные и удобные. Пампа станет тенистой и красивой. А теперь голосуйте, как вам подскажет крестьянское сердце. Вы можете прогнать меня, но то, что я говорю, не станет от этого ложью. Рано или поздно правда проявится. Наша община будет сильной, когда все мы станем сильными и избавимся от страха…

Бенито Кастро сел и оглядел одного за другим всех своих противников, сплотившихся вокруг Чауки. Потом перевел быстрый взгляд в ту сторону, где рядом с Порфирио Медрано сидели его сторонники. Наконец он спокойно стал разглядывать остальных общинников, которым предстояло решить его судьбу. Никто не хотел выступать, и вдруг, к немалому удивлению всех, попросил слова добый Иносенсио.

— Я вот… — неторопливо начал он, — я согласен с Бенито. Почему мы верим в эти глупости? Я, правда, верю в каменного бычка и закапываю его в землю, чтобы он оберегал скот. Но две нечистые твари не помешают нам сделать лучше жизнь общины.

Слова Иносенсио рассмешили народ, но и внесли деловую нотку, и это облегчило решение. Когда Клементе Яку предложил голосовать, преобладающее большинство было за Бенито Кастро.

И в самом деле, после двух лет упорного труда прочные дома из камня поднялись на новом месте, а вся пампа зазеленела всходами.

В первый год только сеяли, на второй — сеяли и строили. Картофель с темно-зеленой листвой разросся до самого озера, фиолетовая гречиха доходила до селения, светлый ячмень шелестел у подножия Вершины. Оставался еще большой участок со стороны пампы, обращенной к Руми, а для скота — все склоны. Начали возводить каменные изгороди по границам пастбищ.

Ровные ряды домов расположились вокруг небольшой площади. Дел еще было много, но и энергии у общинников прибавилось. Каменщик Педро Майта, хоть уже не мог взбираться на стены, руководил с земли постройкой школы.

Однажды Клементе сказал Бенито:

— Одолел меня ревматизм. Уходить хочу.

Так он и сделал, и алькальдом избрали Бенито.

Новая жизнь поднималась, как всходы на плодоносной земле.

XXIV. Куда идти? Куда же нам идти?

Мачете и ломы блестели на солнце, гремели тридцать ружей, Артемио Чауки потрясал топором, словно железным знаменем. Кто-то кричал: «Не тратьте патронов!» Для заполнивших площадь общинников это был один из самых радостных дней. Ярко сверкало солнце, под легким ветром колыхались травы на горе, а на равнине, завоеванной человеком, паслось стадо. Несколько коров забрели в деревню и наблюдали за происходившим большими, удивленными глазами.