Помещик не обратил на его слова внимания и насмешливо спросил, окинув взглядом площадь:
— Что вы там строите, у часовни?
— Это наша школа, сеньор…
И Аменабар сказал еще насмешливей:
— Так, так. Храм веры, а рядом — храм науки!
Сказав это, он пришпорил коня, и все трое ускакали. Вскоре они исчезли за утесом, где начиналась крутая дорога, ведущая к Мунче.
Алькальд все размышлял о словах Аменабара и понял, сколько злобы и наглости в бесстыдной угрозе и в жестокой насмешке. Конечно, их не за что так обижать. Общинники бедны и темны, думал Росендо? но зла никому не делали и живут, как могут. За что же их так? Впервые в жизни алькальдово сердце исполнилось гнева — хоть и праведного, а все ж разрушительного. Ну, ладно, там видно будет…
Под вечер по распоряжению Росендо в конюшне заперли четырех коней, а наутро, затемно, когда мрак словно бы еще не решился уступить место свету, их оседлали. Подтянув сбрую, на коней вскочили Аврам Маки, сын его Аугусто, ловкий парень, твердо взявший в шенкеля недавно прирученную лошадь, и рехидор Гойо Аука, который к тому же вел в поводу Звездочку. Ехали они недолго — всего лишь до алькальдова жилища.
На галерее весело алел огонь очага, и Хуанача, сидя перед ним, что-то стряпала.
— Сейчас он, сейчас, — сказала она.
Всадники спешились, и вскоре из мглы своей комнаты вышел Росендо Маки. Он коротко ответил на их почтительные приветствия, окинул взглядом коней и присел к очагу вместе с гостями. Хуанача дала им бобовой похлебки и копченого мяса с маисом в больших желтых мисках, и они съели все и угостили Свечку, растянувшуюся рядом и умильно глядевшую на них.
Протяжно зевнула заря.
Сын помог Росендо сесть на Звездочку. Уже рассвело. Дыхание сгущалось облачком в утреннем воздухе.
Деревня медленно просыпалась. То там, то сям открывались двери; куры выходили из клетушек, прислоненных к задним стенам домов, а галантные петухи звонко запели, хлопая крыльями. Одни хозяйки раздували очаг, другие шли за огоньком к соседке. В загоне мычали коровы. И вдруг золотые стрелы дождем посыпались с неба и запели птицы. Дрозды, воробьи, уанчако радостно встретили трелью благословение солнечного света.
Кони под водительством Звездочки шли по главной улице легкой рысцой. В коровнике работали Иносенсио и две девушки. Коровы нежно и мирно лизали телят, и медленные струи, в такт звону ведер, лились из тугого и щедрого вымени.
Одна из доярок крикнула:
— Тайта Росендо, парного молочка!
Мужчины подъехали к ней и попили густого, еще теплого молока.
Доярки были молодые, здоровые; иссиня-черные косы падали им на грудь, обрамляя широкие, гладкие лица. Большие рты молча улыбались, темные глаза глядели на удивление ласково. Юбки на них были красно-зеленые, шали они сняли, и под белыми с узором кофтами, обнажающими круглые руки, угадывалась высокая нетронутая грудь. Пока старшие пили молоко, юный Аугусто смотрел вниз с седла то на одну, то на другую и наконец принялся говорить любезности.
— Какие тут красавицы! Ох, жаль, не встал я пораньше, вам помочь!..
Девушки заулыбались и опустили глаза, не зная от смущения и счастья, что отвечать. Алькальд сделал вид, что ничего не слышит, и спросил, поправляется ли бык Леандр.
— Да, — отвечала одна из доярок.
Всадники сунули в рот по большому шарику коки и снова тронулись в путь, а за ними бежала Свечка, ускользнувшая от Хуаначп. Ехали они по дороге, немного знакомой нам и прекрасно знакомой им, — по той самой, где показались некогда пестрые, а позже, совсем недавно, появился дон Аменабар. Мы с вами, по правде говоря, видели эту дорогу лишь до поворота. Дальше она, обогнув холм, пересекала ручей, прозванный Червяком, и шла, разделяя земли Руми и поместья Умай.
Густая бахрома леса поднималась от ручья вверх, к самым скалам, и опускалась в овраг неподалеку от Пеаньи. Червяк извивался параллельно известной нам расщелине, но деревня не замечала его, — воду брали из канавки, проведенной с другой стороны, поскольку в ручье, особенно летом, воды почти и не было. В расщелине же бежал другой ручей, пошире, а тек он из глубокого озерца, которое лежало за Руми, на широком плоскогорье.
Всадники, как обычно, пересекли извилистый ручей, не обращая на него внимания, но алькальд приостановился. Копыта вязли в мелкой илистой воде. Свечка прыгала с камня на камень, чтобы не замочить лапы. Росендо внимательно оглядел лес, идущий от ручья к скалам. Ведь и тут есть и ягоды, и певчие птицы!
Дорога стала тропкой, поползла вверх по склону.
Здесь было не совсем дико, — люди вырубили ступеньки в особенно крутых местах, где нашли в отвесной голой скале хоть какое-нибудь углубление. Чем выше, тем меньше становилось кустов и деревьев; их сменяли острые камни, агавы, дающие мало тени, и зеленые семисвечники кактусов у огромных гранитных алтарей.